Когда в 1909 году Шаляпин приехал в Петербург, он поселился вместе со второй семьей недалеко от Мариинского театра, в доме 10 на Крюковом канале певец снимал меблированные комнаты на первом этаже в светлом трехэтажном здании. Торговый мост с изящными фонарями на узорчатых чугунных кронштейнах, по каналу сновали небольшие лодки, в спокойной воде отражалась легкая колокольня Никольского собора, вдалеке виднелся силуэт голубого купола Троицкого собора. Рядом — старинный Никольский гостиный двор.

На другом конце Крюкова канала вблизи Новой Голландии жил Эдуард Францевич Направник, дирижер Мариинского театра, в этом же доме снимала квартиру балерина Т. Карсавина, на Торговой улице жил певец И. Тартаков, на Малой Подьяческой — певец В. Шаронов, на близлежащем Английском проспекте — балерина Анна Павлова и артистка Вера Федоровна Комиссаржевская, рядом, на Офицерской улице, — ее театр.

Как обычно, когда Шаляпин приезжал в Петербург, многие хотели с ним увидеться и уже с утра толпились в гостиной. Среди них — пианист М. А. Бихтер. «Несколько человек ожидали Федора Ивановича, подобно тому, как в древности ожидали выхода царя. Был час пополудни. Говорили тихо. Но вот отворилась правая дверь и к нам вышел молодой великан-славянин. Одет он был в утреннюю одежду, ибо только что поднялся с постели. Сквозь распахнувшийся халат видна длинная до пят рубашка с великолепно расшитым в манере Рериха подолом. И тут все иное перестало существовать для нас, и глаза все мгновенно устремились к вошедшему. Некоторое время Шаляпин разговаривал с ожидавшими. Но вот посетители разошлись, и мы остались одни. Он подвел меня к роялю и сел рядом слева… Сердце мое билось, руки дрожали, когда я услышал шаляпинский голос. Как описать его? Он не был звучен, наоборот — звучал глуховато, сипловато и изредка напряженно. Но оттенок голоса, в основном окрашенный в трагические тона, всегда слышавшийся из глубины его существа многоцветной, желанной правдивостью, заключал в себе как бы массу разнородных голосов, воплощающих трагическую сторону бытия русского народа. Он звучал то трубным звуком, то жалобой, то примирением, то ужасом, то непреодолимым влечением захватывал слушателя, не оставляя ему хотя бы частицы внимания ни для чего другого. Очевидно, этим свойством дарования, которое воплощало творческий синтез родников народного (недеревенского) пения, Шаляпин и привлекал к себе стремительный вихрь внимания».

Над Европой неотвратимо нависла опасность войны, но в реальность ее верить не хотелось. Положение Шаляпина как артистической звезды первой величины, желанного гастролера в любой точке земного шара упрочилось. Продолжительные турне, солидные контракты…

В мае 1913 года состоялся новый оперный Русский сезон С. П. Дягилева. На сцене Театра Елисейских Полей в Париже целый месяц шли «Борис Годунов» и «Хованщина» М. П. Мусоргского. Премьера «Хованщины» давалась в музыкальной редакции И. Ф. Стравинского и Мориса Равеля. Шаляпин, впрочем, попросил оставить свою партию Досифея в редакции Н. А. Римского-Корсакова. Ему пошли навстречу, понимая, что главный интерес публики будет прикован к гениальному артисту. За кулисами Федора Ивановича навещают поклонники и почитатели, литераторы, музыканты, критики, в их числе известные писатели Эдмон Ростан и Марсель Прево.

Атмосфера парижских сезонов празднична. Дирижер Д. И. Похитонов вспоминал о прощальном банкете, на котором присутствовали не только ведущие артисты труппы, но и два хора, участвовавших в спектаклях, — русский и французский. «В заключение выступил Шаляпин на французском языке. Когда он сказал, что в России существует обычай, выражая пожелания здоровья и долголетия, петь особую небольшую песню, я, предупрежденный заранее, вскочил на стол, задал тон, и русский хор грянул „Большое многолетие“… Торжество закончилось пением „Марсельезы“. После банкета оба хора, артисты во главе с Шаляпиным, дирижер Купер, французские хормейстеры и я сфотографировались общей группой на крыше театра, на фоне Эйфелевой башни».

Из Парижа труппа С. П. Дягилева переезжает в Лондон — предстояло первое серьезное выступление Шаляпина в столице Великобритании. (Раньше ему довелось выступать в Лондоне в частном доме.) «Это несколько тревожило меня за судьбу русских спектаклей, но в то же время и возбуждало мой задор, мое желание победить английский скептицизм ко всему неанглийскому. Не очень веря в себя, в свои силы, я был непоколебимо уверен в обаянии русского искусства, и эта вера всегда со мной… Я был дико счастлив, когда после первой картины „Бориса Годунова“ в зале театра раздались оглушительные аплодисменты, восторженные крики „браво!“. А в последнем акте спектакль принял характер победы русского искусства, характер торжественного русского праздника. Выражая свои восторги, англичане вели себя столь же экспансивно, как итальянцы, — так же перевешивались через барьеры лож, так же громко кричали, и так же восторженно блестели их зоркие, умные глаза».

«Борис Годунов», «Хованщина», «Псковитянка» прошли триумфально. Продюсеры наперебой предлагают Федору Ивановичу выгодные контракты. Король Англии приглашает артиста в свою ложу; Шаляпин дает концерт в Букингемском дворце для королевской семьи.

Спустя год артист снова в Лондоне. Кроме «Бориса Годунова» и «Псковитянки» труппа С. П. Дягилева показывает «Князя Игоря». Шаляпин впервые исполняет две партии — Кончака и Галицкого. И снова — триумфы, визиты, приемы, обеды… Федор Иванович пишет М. Ф. Волькенштейну: «Ну что тебе сказать о сезоне?! 5+++++ вот отметка за спектакли. Я, в добрый час сказать, — нанизываю здесь мои спектакли, как жемчуг, один к одному, который лучше — не знаю». Быть может, никогда Шаляпин не был столь уверен в завтрашнем дне, в творческом и житейском благополучии. Из Лондона он уезжает в Париж, чтобы отправиться в Карлсбад на курорт…

…Весть о начале войны застала артиста в пути, на маленьком полустанке. Поезда остановились, экипажи и автомобили реквизированы на нужды армии. Оставив при себе лишь самое необходимое, Шаляпин пешком добрался до Парижа, временами подсаживаясь на попутные повозки. Из французской столицы удалось вернуться в Лондон, а оттуда через Скандинавию — в Петербург, уже переименованный в Петроград. 7 сентября друзья, поклонники, репортеры встречали певца на перроне Финляндского вокзала.

— Завтра уезжаю в Москву, но на днях возвращусь к вам, чтобы устроить концерт в пользу наших раненых героев — это мой святой долг, — заявил Шаляпин газетчикам.

Певец рассказывал о своем возвращении из Европы: на корабле все были одеты в спасательные пояса, в море выходили с притушенными огнями, остерегались обстрела немецкими минами. Весь багаж утерян, но сохранилось главное — театральные костюмы.

Москва и Петроград взвинчены массовым истеричным «патриотическим» подъемом. Улицы, площади, скверы заполнены митингующими. Ораторы в пафосном крике предрекают молниеносную победу «русским орлам». А тем временем черносотенцы и мародеры грабят лавки, магазины, издательства владельцев, носящих немецкие фамилии; особенно «страдают» винные погреба и склады — погромы и бесчинства «освящаются» пьяным пением «Боже, царя храни!» и призывами к национальному сплочению…

Журнал «Рампа и жизнь» печатает портрет первого раненого воина-артиста, газеты публикуют списки погибших и искалеченных в боях. В Москве, в доме на Воскресенской площади, где некогда жила семья Шаляпина, разместился лазарет, созданный на средства Художественного театра, небольшой госпиталь открывает Л. В. Собинов. Объявлены «дни флажков»: артисты-знаменитости продают символические флажки в пользу жертв войны. В. В. Лужский, И. М. Москвин, Н. Ф. Балиев собрали 14 тысяч рублей. В цирке Саламонского на Цветном бульваре театральные звезды устраивают благотворительный вечер, балерины скачут на лошадях, актеры Малого театра выступают в качестве дрессировщиков. «Кумиры публики» М. Н. Ермолова, В. И. Качалов, пианист К. Н. Игумнов организуют в Литературно-художественном кружке на Большой Дмитровке «музыкальный чай» в пользу раненых.