В одно время с государем убит один казак, другой ранен, и еще ранены несколько человек в толпе. Одного из злодеев схватили; при первом допросе он прямо назвал себя Рысаковым, слушателем Горного института, и с цинизмом признавал свое преступление; другой, сам изувеченный и принесенный в больницу Конюшенного двора, не открыл своего имени и вскоре умер. Впрочем, о подробностях происшествия и виновниках его пока знаем только по слухам, во многом разноречивым.

После кончины государя, получив приказания от нового императора, я заехал из дворца в Главный штаб, чтобы сделать некоторые распоряжения…

2 марта. Понедельник. В 10 часов утра поехал я в Аничков дворец и имел первый доклад у нового императора. Прием его был очень любезный, можно сказать, задушевный. Сначала мы оба прослезились, вспоминая покойного государя; потом я представил на утверждение заготовленные на нынешнее число высочайшие приказы; получил приказание на первое время не изменять прежнего порядка докладов. По окончании доклада государь очень ласково выразил мне свою уверенность, что я буду и ему служить так же усердно и честно, как почившему родителю его. На это я ответил, что всего душою готов служить ему верою и правдой до тех пор, пока его величество будет признавать мою службу действительно полезной. «Но, – прибавил я, – откровенно доложу, что чувствую себя уже устаревшим и потому убедительно прошу, нимало не стесняясь, отпустить меня на отдых, лишь только ваше величество будете иметь в виду другое лицо для замещения меня. Поверьте, государь, что приму увольнение от должности за великую милость». Государь повторил еще раз, что признает мою службу полезною и желает, чтобы я продолжал свою деятельность.

В полдень назначено было чрезвычайное заседание Государственного совета. Мы собрались в полном комплекте, в парадной форме, без траура. Прочтен был манифест о восшествии на престол императора Александра III и затем журнал заседания. В час пополудни выход во дворце: государь, проходя мимо караулов, останавливался и приветствовал войска краткими речами. В Большой церкви дворцовой министр юстиции прочел манифест; все присутствующие принесли присягу. По возвращении из церкви во внутренние покои государь выходил к представлявшимся ему отдельно Государственному совету (в Малахитовой зале), Сенату (в Концертной зале) и Свите. Каждый раз его величество обращался с краткою речью, в которой благодарил за верную службу покойному государю и выражал надежду, что заслужит такое же доверие и такую же любовь, какими пользовался почивший родитель. Государь был явственно взволнован; многие из членов царской семьи были в слезах.

В городе всё тихо и спокойно. Сделаны распоряжения о назначении завтра же суда над захваченным злодеем. Из всех округов приходят ответные телеграммы об исполнении предписанной присяги.

Сегодня утром прибыл наконец курьером от Скобелева молодой подпоручик Кауфман (сын Константина Петровича). Я не видел еще привезенных им великому князю Михаилу Николаевичу донесений; молодой Кауфман передал мне только письмо дочери моей [Елизаветы] и рассказывал с одушевлением, как она вела себя геройски во время всей экспедиции и в особенности под Геок-Тепе. По всем полученным сведениям, она успела своим самоотвержением в уходе за ранеными и больными приобрести общее уважение и благодарность. В письмах своих она сообщает известие (которое, впрочем, мы имели уже ранее по телеграфу) о своем решении выйти замуж за князя Сергея Владимировича Шаховского, главноуполномоченного Красного Креста при Закаспийском отряде.

3 марта. Вторник. Сегодня доклад был назначен мне в 11 часов. Когда я прибыл в Аничков дворец, в кабинете государя уже находился Гирс, так что я застал только конец его доклада. Вместе со мной вошел в кабинет и Владимир Александрович. По поводу доложенного Гирсом проекта ответной депеши Сабурову государь выразил твердое свое намерение ни в чем не отступать от политики своего почившего родителя, что и должно быть положительно заявлено как Сабурову, так и князю Бисмарку. Мой доклад (военный) был непродолжителен, и то короткое время, которое занял я у государя, прошло преимущественно в разговоре о возможности сокращения личных докладов. Мне разрешено представить соображения по этому предмету, приняв за основание мнение государя о том, что личного доклада требуют лишь дела, по которым испрашивается какое-либо отступление от установленных правил и заведенных порядков; все же прочие распоряжения могут быть приводимы в исполнение без предварительного доклада. Такой взгляд нельзя не признать вполне основательным [и практичным]; постараюсь широко воспользоваться высочайшим указанием.

Доклад мой был прерван входом в кабинет молодой императрицы с детьми. Они уже были совсем готовы ехать в Зимний дворец на панихиду. Императрица сказала мне несколько слов по поводу настоящих тяжелых событий и затем вместе с государем выехала; а я вслед за ними также отправился сперва в Главный штаб, навестить мою дочь Гершельман, а потом в Зимний дворец, чтобы поклониться праху покойного императора. В сенях дворца встретил графа Лорис-Меликова, который сообщил мне о новых важных арестах и захвате в прошлую ночь лаборатории, где изготовлялись взрывчатые снаряды. Захваченные при этом злоумышленники пробовали защищаться; один из них сам застрелился; но захватили бывшую с ними женщину и пришедшего потом человека. Оказывается, арестованные 27 февраля личности (один из них по имени Тригони) были главными деятелями, подготовившими преступление 1 марта.

Граф Лорис-Меликов рассказал мне между прочим, что еще в субботу убеждал покойного государя в присутствии нынешнего императора не выезжать из дворца в продолжение четырех дней. К несчастью, совет его не был уважен. Теперь Лорис хлопочет, чтоб и новый император не подвергал себя напрасно риску, и намерен уговорить его переселиться в Зимний дворец, чтобы не кататься по нескольку раз в день вдоль всего Невского проспекта, по одной и той же дороге.

Слышно еще, что Победоносцев подал государю какую-то записку; граф Лорис-Меликов очень опасается тлетворного влияния этого советника царского. Также и граф Валуев обратился письменно к графу Лорис-Меликову с советом, чтобы новый государь ныне же позаботился о завещании на случай какого-либо с ним несчастья, подразумевая назначение состава регентства на время малолетства нынешнего наследника престола. Граф Лорис-Меликов доложил об этом государю, который, выслушав спокойно совет председателя Комитета министров, сказал только, что пером Валуева водил, без сомнения, «дядя Костя».

По окончании панихиды, когда царская семья уже разъехалась, вошел я в комнату, где лежало на кровати тело покойного императора, то есть в тот же большой кабинет, куда перенесено было тело вслед за кончиною. Я был глубоко растроган, увидев этот труп, уже значительно обезображенный. Тяжело было смотреть на его изменившееся лицо с полураскрытым ртом и впалыми щеками. Я не мог удержаться от слез. Старик Подтягин, достойный слуга покойного императора, сообщил мне некоторые подробности горестного события и, между прочим, высказал убеждение свое, что изувеченный злодеями император был внесен во дворец уже в бессознательном состоянии.

Вечером, в 8 часов было назначено перенесение тела в Большую дворцовую церковь. Вся свита собралась в приемной комнате (соседней с кабинетом, где находилось тело усопшего). С обычной церемонией тело было переложено в гроб, который подняли и понесли все члены императорской семьи. За гробом шли императрица и великие княгини, а за ними свита. Несчастная вдова (княгиня Юрьевская) в минуту переложения тела в гроб не могла сдержать своего отчаяния; с нею сделалась истерика, так что должны были вывести ее в другую комнату.