Диогена могли взбираться на саму «отвесную белую скалу», и варвары в своих засадах внезапно оказывались беззащитными перед дождем камней и стрел, который сыпался с самой неожиданной стороны. Как только легковооруженные воины занимали пост, то инженеры с легкостью устраивали дорогу для тяжелых войск, стоявших внизу. Таким образом подъем был успешно (хотя и медленно) закончен. На перевале Лаба, отмечавшем вершину горной цепи, они решили остановиться. За восемь дней, считая с начала похода, армия дошла до перевала, и здесь фаланге впервые пришлось вступить в бой. Однако в сражении лицом к лицу варвары-горцы мало чем могли повредить войскам, а легкие отряды еще до зари тайно обошли противника и заняли сильные позиции в его тылу. Когда варвары это заметили, их строй развалился и они бежали. Царь старался предотвратить неосторожное преследование, и вскоре прозвучал сигнал остановиться. Сомкнув ряды, в величественном строю армия Селевкидов спустилась в Гирканию[1079].

Сначала был занят Тамбрак, достаточно значимый город, чтобы в нем находилась одна из резиденций парфянского царя. Город не был укреплен, и его жители после победы Антиоха на перевале в основном укрылись в соседней Сиринке, которая была «как бы столицей Гиркании». В отличие от Тамбрака Сиринка были исключительно мощно укрепленным поселением и там было греческое население. Антиох решил окружить его, и против высокоразвитой осадной тактики западной расы защитники не устояли. Как только был сделан пролом, произошла резня живших там греков и паническое бегство. Однако людей загнали обратно наемники под командованием Гипербаса, и те, потеряв всякую надежду, сдались[1080].

И снова все окутывает туман. О последующем ходе войны мы не знаем ничего. Закончилась она, видимо, победой селевкидского оружия, после чего Антиох, следуя той же политике, что и в Атропатене (Малой Мидии) и в Армении, потребовал лишь признания своей гегемонии и уплаты дани и вернул Аршаку свою милость. По крайней мере, такие выводы мы можем сделать из неопределенного утверждения Юстина[1081], что Аршак-де сражался с исключительной отвагой против превосходящих сил Антиоха и наконец был принят им в союзники.

В год, последовавший за вторжением в Гирканию (209–208 до н. э.), Антиох двинулся на Бактрию. Диодот, сын первого мятежника, уже тут не царствовал. Его дом был свергнут другим выскочкой, Эвтидемом, человеком из одного из городов, называвшихся Магнесия. Именно он теперь именовал себя царем. Большая дорога в Бактрию пересекала реку Арий (теперь Герируд)[1082]. Эвтидем разбил лагерь в каком-то месте[1083] на своей стороне реки и отправил большой отряд своей великолепной бактрийской кавалерии из 10 000 всадников, чтобы защитить броды. Информация о расположении его войск была доставлена Антиоху, когда он был еще в трех днях пути от реки. Царь немедленно поспешил вперед и с отборным отрядом кавалерии, легковооруженными войсками и пелтастами добрался до реки до рассвета третьего дня. Основная часть вражеской кавалерии в течение ночи, как это было у них принято, ушла от берега, оставив лишь несколько постов. Поэтому Антиох смог бросить большую часть своих отрядов через реку до того, как его заметили. Конечно, при свете дня вражеская кавалерия атаковала, и произошла схватка. Битва при Арии более чем что-либо другое способствовала созданию славы Антиоха III как человека лично храброго. Сам царь возглавил отряд всадников, который принял на себя удар основного бактрийского эскадрона и бился в самой гуще сражения, пока ему не пришел на помощь Панэтол. После горячей схватки бактрийскую кавалерию отбили с большими потерями, и лишь остаток войск добрался обратно до лагеря Эвтидема. Многие остались пленниками в руках победителя. Под самим царем убили коня, и он получил удар по лицу, потеряв несколько зубов. Его отряд встал лагерем на следующий день на поле боя, ожидая прибытия основной массы армии. Эвтидем, не рискуя вступать в бой вторично, ушел в свою столицу – Зариаспу[1084].

О дальнейшем ходе войны мы знаем только, что Антиох осадил Зариаспу или Бактру (Балх): это был знаменитый эпизод, о котором любили с прикрасами рассказывать популярные историки[1085]. До конца лета 206 г. до н. э. обе воюющие стороны уже мечтали заключить мир. Для бактрийских греков эта война поистине могла казаться чем-то вроде гражданской войны перед лицом чуждых им врагов. Окруженные варварами, будучи авангардом эллинской цивилизации против орд в великой глуши, они остро сознавали свою солидарность с западным эллинизмом. Человек, который был царем в Центральной Азии, все еще чувствовал себя магнесийцем, все еще думал о каком-то городе в 2000 милях от него как о доме. Его соотечественник, магнесиец Телеас, был среди влиятельных людей при дворе Антиоха. Эвтидем заручился его содействием, чтобы добиться примирения. Действительно, вопрошал он, в чем же была его вина? Это не могло быть восстание. Власть Селевкидов уже перестала осуществляться в дальнем Иране, когда он выкроил для себя королевство. Он заменил мятежный дом Диодота, а не министров Великого Царя. Или, может, преступление его было в том, что он объявил себя царем? Для оправдания ему нужно было только указать на Восток, на бесчисленные, постоянно перемещавшиеся народы дикой степи, которые, будто зловещая туча, нависали над иранским эллинизмом. Здесь нельзя было оставлять пустое место, лишенное эллинской власти, не рискуя вторжением с этой стороны, которое, несомненно, погрузило бы всю страну в варварство. Бактрийское царство было своего рода плотиной, и интересы Антиоха должны были бы заставлять его не ослаблять ее, но делать такой прочной, как только было возможно[1086]. Эти соображения, которые Телеас передал Антиоху, были не лишены смысла. Он долгое время желал избавиться от бактрийской проблемы, поскольку она затягивала время его отсутствия на Западе до опасной черты. Телеаса теперь попросили вести переговоры, и было достигнуто удовлетворившее всех соглашение. Несомненно, Эвтидем признавал селевкидское господство; он в любом случае уступил Антиоху своих военных слонов и предоставил запасы для армии. С другой стороны, Антиох разрешил Эвтидему носить титул царя. Другие важные моменты были в подробностях определены письменным договором, и был заключен формальный союз. Счастливый исход существенно облегчило то благоприятное впечатление, которое произвели на Антиоха личность и манеры Деметрия, сына Эвтидема. Антиох обещал ему в жены одну из своих дочерей. Это был тот Деметрий, которому однажды суждено было прославиться как завоевателю Западной Индии.

Из Бактрии имперская армия пошла на юг. Антиох пересек Гиндукуш и спустился в долину Кабула. Снова македонский царь во главе своей армии стоял у врат Индии. Великий Ашока уже ушел из жизни, и за его смертью последовал распад царства. Из индийских источников ничего нельзя