Том кивнул. Он помнил, что Виго не слишком-то любил свою кузину, дочь лорда Блейданса — хотя был вовсе не против перспективы породниться с Томом благодаря его помолвке с леди Сусанной. Увы, случиться этому так и не было суждено.

Впрочем, слова Виго, хоть в них не слышалось и тени упрёка, всё же были не совсем справедливы.

— Я не бросал её, Виго. Она знала обо всём. Знала с самого начала. И первой была, кто узнал. Я ей рассказал…

— А она рассказала отцу, брату, сёстрам, мне и всей остальной родне. Ей, правда, тогда велели заткнуться и обо всём забыть — никто не верил, что ты пойдёшь против воли клана и разорвёшь брачный договор. Думали, глупая баба свихнулась от ревности да чего-то там себе навоображала…

— Виго, — сказал Том, — я так и не имел возможности сказать тебе это… Прости. Прости меня.

— Проси прощения у своего клана. Ему от этого вышло куда больше вреда. А для нас — так, в конечном счёте, и к лучшему… как показало время.

А, так вот оно что. Несостоявшееся породнение с годами сыграло Блейдансам на руку… хотя никто не знает, как повернулось бы дело, если бы они объединились двенадцать лет назад. Всё могло сложиться совсем иначе — и тогда, и теперь.

— Как я понимаю, вы теперь на стороне конунга?

Том сам не знал, зачем спросил о этом. Он не имел ни малейшего права спрашивать. Стоило, по большому счёту, вернуть разговор в русло ленивой необременяющей болтовни, вспомнить пару-тройку совместных юношеских похождений, напиться, завалиться спать, а утром, под шумок, удрать незаметно. Но он спросил — потому что знал, чувствовал, что это важно.

У него всегда был нюх на то, что важно. А что пользоваться им как следует не умел — так то дело совсем другое…

Виго Блейданс выбил трубку, вычистил её и раскурил заново. Его глаза были прикрыты, затылок прижимался к дощатой стене.

— До вчерашнего дня я был у Логфорда, — вполголоса проговорил он. — Обсуждал условия присоединения моего клана к Одвеллам. Они просят пятьсот воинов и мою кузину Беатрис. Дядя считает, и я с ним согласен, что трёхсот воинов и моей кузины Аэлис с них за глаза хватит. Беатрис первая красотка фьева, по ней весь север слюной исходит. Она была совсем малявкой, когда ты исчез, но теперь — поверь, увидь ты её, ты бы покой и сон потерял.

Том промолчал. Виго прикрыл глаза и глубоко вздохнул.

— Мне, по правде, всегда отвратительны были эти игры. Я просил дядю послать кого-нибудь из своих сынков, те врать и юлить горазды как никто, но он затаил на них обиду с тех самых пор, как они не сумели тебя выследить двенадцать лет назад… ничего серьёзного, говорит, доверить им нельзя.

— Так вы… — у Тома перехватило дыхание, и сердце забилось чаще — хотя не должно, не должно было, ведь всё это не имеет к нему никакого отношения, он умер слишком давно…

— Я еду, как ты видишь, в Сафларе. Не было иного пути пробраться туда, кроме как пройдя землями одвеллского септы — по ходу дела прикинувшись, что мы подумываем о союзе. Логфорду я ответа не дал — что там старик себе навоображает, ровно ревнивая девка, — то его забота. А мой путь иной…

— Сафларе, — повторил Том. — Виго, я не понимаю…

— Сафларе собирают тинг, — сказал Блейданс.

Сказал спокойно и равнодушно — даром что сообщил о событии, по грандиозности и важности несравнимое ни с чем из того, о чём Том слышал за последние годы. Тинг! Большой общий совет свободных кланов, не присягнувших ни конунгу Фосигану, ни его извечному врагу и сопернику, лорду Одвеллу. В прежние времена тинг был высшим органом власти в Бертане, и ни один значимый суд или принятие закона не могли обойтись без сбора клановых вождей. Ныне свободных лордов, по старинке именовавших себя бондами, оставалось всё меньше и меньше — тем меньше, чем чаще грозили с востока андразийские варвары, и чем реже лорды, особенно владевшие прибрежными землями, могли справиться с ними в одиночку. Их самостоятельность и свобода теперь куда больше зависела от готовности идти на уступки и откупаться от конунга, ибо даже объединившись между собой, бонды не смогли бы активно противостоять давлению гораздо более многочисленной армии Фосигана. Впрочем, объединившись, они столь лелеемую волю наверняка бы утратили. Но пока сохраняли не только волю, но и власть: именно тинг почти сорок лет назад посадил Фосигана на трон в Сотелсхейме, и в то время, когда разорённая варварами и междоусобицами страна пухла от голода и вымирала от чёрной оспы, волю совета никто не то что не посмел, а попросту остерёгся оспаривать — ведь тогда каждый свободный клан, члены которого способны держать в руках оружие, заявил бы свои права на конунгат, и новая война могла бы попросту уничтожить измученный Бертан. Но то было очень давно, и многое изменилось с тех пор. Ныне Бертану не грозили ни варвары, ни голод, ни оспа. Клан Фосиган, переживший мор, был силён как никогда и поглядывал на свободных бондов искоса, будто выжидая, когда можно будет ударить и подмять всю эту свору дерзких выскочек, противившихся объединению страны под его пятой. Однако оставался также и клан Одвелл, хищно поглядывавший на Сотелсхейм. Потому конунг не спешил рисковать. Одвеллы также предпочитали не провоцировать свару, а потихоньку перетягивать бондов на свою сторону по одному, накапливая массу военных сил, с тем чтоб когда-нибудь противопоставить её Сотелсхейму…

То есть — до недавнего времени предпочитали. До тех пор, пока не уничтожили клан Эвентри.

Тому не надо было даже спрашивать, чтобы подтвердить свою догадку. Он знал, что нападение на Эвентри — главная, хотя и вряд ли единственная причина, вынудившая свободные кланы собраться на тинг впервые за столько лет. И знал, что они будут обсуждать на этом собрании — была лишь одна тема, способная объяснить таинственность, о которой свидетельствовали конспиративные действия Блейданса и его свиты. Бонды возмущены поведением Одвеллов — но не готовы принять сторону Фосиганов в назревающей войне, ибо эта война наконец-то может закончиться чьей-либо окончательной победой. Тогда в Бертане воцарится наконец единый, непререкаемо властный над всеми великий конунг. А какими будут цвета его клана — вопрос уже второстепенный, ибо после этой войны не останется свободных бондов.

«Они бы не пошли на это, если бы не были так возмущены, — подумал Том. — Если бы не глупость Индабирана. И не моя глупость. О Молог Всемогущий… о Янона Неистовая, ты оказалась хитрее. Я сбежал, но ты всё равно оказалась хитрее меня, и сделанное мной исправить нельзя».

— Что ты собираешься делать, Виго? — тихо спросил он.

— Ты спрашиваешь о позиции моего клана? Что ж, всё равно это скоро перестанет быть тайной… если мы о чём-нибудь договоримся. Хотя, чует моё сердце, это будет не так-то просто.

Том кивнул. Он вполне разделял эти сомнения. Отдельные кланы время от времени присоединялись к той или иной противоборствующей стороне — но казалось немыслимым, чтобы то же присоединение могло осуществиться всем скопом. Нет, они слишком ценили свою свободу — или ту видимость, что осталась от неё в последние двадцать лет.