— Теперь-то уж не отдавай его ей, как бы ни просила, — сказал он, и Адриан так и не смог понять, звенит ли в его голосе насмешка или это ему только чудится.

— А ты как же теперь без оружия?

— За меня не волнуйся. И, кстати, на будущее: никогда не пускайся в путь, не имея при себе ножа, а лучше двух — вдруг один придётся оставить в чьём-нибудь боку, — беспечно сказал Том и подмигнул ему, но Адриану отчего-то казалось, что он не знает, о чём говорит. Он обдумал это ощущение и лишь больше в нём утвердился. Нет, он был уверен: Тому никогда не приходилось оставлять свой нож в чужом боку.

Но спрашивать об этом он не стал.

На следующей заставе им повезло меньше — никакой толпы, с которой можно было бы слиться, не наблюдалось, и пришлось заплатить проходную пошлину. По счастью, немного денег у Тома всё-таки было, но Адриан видел, что он хмурится, отсчитывая нужную сумму. Думает, небось, что они будут делать, если заставы станут встречаться слишком часто. Конечно, всегда можно пойти в обход, но на это у них не было времени. Адриан снова поймал на себе изучающий взгляд стражника и, вздрогнув, машинально одёрнул рубаху, гадая, не выпирает ли из-под неё рукоять ножа. Проклятье, и чего это они все на него так повылупливались? На Тома так никто не смотрел — ну, путник и путник, налог платит, выглядит сносно, ведёт себя смирно… уж слишком смирно, по мнению Адриана, но ведь его мнения никто не спрашивал.

— Чего дуешься? — спросил Том, когда они снова зашагали по дороге, взбивая подошвами пыль. Погода стояла сухая и жаркая; вот если б только не пылища эта да не мухи, да не расставленные повсюду сторожевые посты, да не вражеская земля — как было бы хорошо.

— Я не дуюсь, — хмуро отозвался Адриан.

— Да ну? Стало быть, впал в тяжкую задумчивость? Ну, прости, что отвлёкаю.

— Тебе бы всё ерничать. Был бы так на язык остёр с…

— С кем?

— С этими! — выпалил Адриан, мотнув головой на тонущую в клубах пыли заставу. — Они с тобой как со смердом, а ты — будто так и надо!

— Да. Так и надо. А что, по-твоему, мне следовало назваться, представить тебя и сообщить, что мы движемся в замок Логфорд на пир в честь лорда Одвелла?

— Ну не знаю, — буркнул Адриан. — Не знаю, как ты можешь… терпеть, чтоб с тобой так разговаривали!

— Это намного проще, чем кажется, — сказал Том спокойно. Адриан фыркнул, но поймал взгляд своего спутника и решил не спорить. Не похоже, чтобы Тома можно было поколебать в его решимости позволять вытирать об себя ноги кому ни попадя. Но какого беса! Адриан был уверен, что никогда, ни за что не позволит больше обращаться с собой несообразно его положению. Счастье, что до сих пор на него никто не обращал внимания, если не считать странных взглядов, которые кидали на него стражники. Все разговоры с ними вёл Том, и Адриана это вполне устраивало. Он отказался бы признаться в этом, но один он очень вряд ли сумел бы проделать такой путь, не попав в передрягу и ничем себя не выдав.

— Хочется верить, что ты обдумываешь мои слова, — коротко сказал Том, и Адриан, очнувшись, ответил:

— Ага.

И не почувствовал ни малейшей вины оттого, что солгал.

Они сделали привал, потом ещё один, заночевали — и наутро Адриан проснулся первым, снедаемый странным возбуждением. Он был уверен, что сегодня произойдёт что-то удивительное.

— Долго нам ещё идти?

— Не очень, если повезёт, — ответил Том, поглядев на небо. — К вечеру, если дождь не соберётся, доберёмся до границы. А там уже и Сафларе.

— А потом — Эвентри? — спросил Адриан так, будто не знал.

Том кивнул.

Адриан посмотрел на запад. И сказал:

— Ну, идём же, сколько можно рассиживаться?

У него щемило в груди и сосало под ложечкой, так хотелось домой.

Как ни старались они держаться в стороне от больших дорог, а после полудня всё-таки пришлось выйти на одну из них. Торговый тракт шёл через местность, испещрённую холмами и оврагами, большинство их которых поросло густым ельником. Обочина на этом тракте была хорошо если в локоть шириной — дальше начиналась хвойная стена, всего через несколько шагов превращавшаяся в непролазную чащу. Лес здесь когда-то специально вырубили, чтобы проложить дорогу, это был единственный прямой путь из северо-западной части Логфорда как к центру страны, так и в соседний фьев, и пользовались им много и часто. То и дело на дороге показывались отдельные путники и целые отряды, пешие и конные, торговые караваны под охраной пары-тройки дюжих всадников бандитской наружности, каретные кортежи в сопровождении десятка всадников не менее дюжих, однако несколько более благовидных. Том сказал Адриану: «Иди быстро и тихо, по сторонам не глазей, и, что бы ни случилось, молчи» — и он так и делал, хотя не глазеть было трудно, особенно когда мимо них проехала, покачиваясь, запряжённая четвёркой вороных карета и в приоткрывшемся окошке мелькнуло миловидное женское личико, проводившее шагающих в стороне путников исполненным любопытства взглядом. На миг Адриану почудилось, что вот оно — то удивительное, близость которого он ощутил утром, едва проснувшись. Он остановился и глядел карете вслед, пока привычный подзатыльник не вернул его к суровой действительности.

— Шагай, — напомнил Том, и Адриан, сердито вздохнув, подчинился.

Когда карета проехала, дорога совсем опустела. В тисках душистых зелёных стен было свежо и прохладно, пахло хвоей, и пыль почти не лезла в нос. Даже мухи немного угомонились.

Адриан хотел сказать Тому, что хорошо бы сделать привал, но не успел раскрыть рот, как позади послышался скрип колёс, топот и фырканье лошадей и сердитые окрики. Пыль немедленно поднялась снова и встала столбом — так, что Адриан чихнул и зажмурился. Он остановился, но на сей раз Том не поторопил его, а остановился тоже и крепко сжал его руку. Адриан снова чихнул и покорно ступил за Томом с дороги на обочину. Хрустнула ветка, нога попала в какую-то ямку, и Адриан едва не оступился. В носу всё ещё ужасно щекотало, а пыли меньше не становилось — и те, кто подняли её, приближались.

По дороге, с той стороны, откуда они шли, ехала маленькая чёрная карета с гербом Логфордов на дверце. Из окна её высовывался плешивый человек, оравший во всё горло. Позади кареты ехала крытая повозка, тяжело гружённая, судя по тому, как надрывались запряжённые в неё лошади. С обеих сторон повозки и кареты ехали по четыре всадника в полном боевом облачении, вооружённые с головы до ног. Тот, что скакал первым, глядел в сторону орущего человечка с плохо скрываемой неприязнью. Потом он махнул рукой, крикнул что-то, и кучер, натянув поводья, остановил карету. Повозка — тоже остановилась, чуть запоздав и едва не наехав на впереди стоящий экипаж. Плешивый человечек увидел это и истошно заверещал.

— Перевернёте! Перевернёте! Тише вы, дурни! О Лутдах Многомудрый, да за что же ты мне послал такое наказание?! Стоять!

Он выскочил из кареты и, подхватив подол длинной чёрной рясы, выдававшей в нём жреца, принялся бегать вокруг задних колёс и тыкать пальцем куда-то вниз. Он что-то кричал, но не особенно внятно, и только по действиям неохотно слезшего с козел кучера Адриан понял, что плешивый человечек требует заменить в карете ось, якобы расшатанную.