я тут держу вас на холоде, а у меня в каптёрке одного инквизитора и одного следователя Департамента уже дожидается прекрасная дама! Которая, если узнает, что я немедленно... Нет! Не-ме-длен-н-н-н-но!! Не доставил вас к ней! Оторвёт мне... М-м-м-м... Ну, допустим, голову. Поэтому, прошу вас, следуйте за мной... Эй, – он повернулся и дёрнул за рукав одного из медиков, как этот болезный? Жить будет?

- Будет, будет, – отмахнулся медик, – ещё вас, Жюль, переживёт и на могиле станцует! Просто слегка одурел от транквилизаторов. Сейчас отправим его на койку, и черед неделю уже будет за баранкой.

- Через неделю... – Механик тоскливо поглядел куда-то вдаль. – Хорошо бы через неделю разогнали всю эту падаль снежную... Мне тогда каждый шофёр и каждый механик понадобится... а, ладно, чего это я наперёд... За мной, господа! Тут до лифта недалеко.

- До лифта? – Переспросил Фигаро. – До какого ещё лифта? Шахтного? Мы поедем вниз? – После недавних приключений в пещере следователю ужасно не хотелось опять лезть под землю.

- Зачем это – вниз? – Пьеро широко распахнул глаза, захлопав пушистыми ресницами. – Вовсе не вниз. Вон туда.

С этими словами механик ткнул пальцем куда-то вперёд и вверх. Следователь машинально посмотрел в том направлении, но особенного ничего не увидел: деревья, сизый дымок вьющийся над палатками из брезентовых крыш которых торчали закопчённые трубы буржуек, низкое серое небо...

Стоп. Серое?

Тут, наконец, мозг сделал головокружительный кульбит, и картинка, которую глаза уже некоторое время пытались до него донести, выскочила на передний план, обретя смысл и целостность.

Там, где заканчивалась парковочная площадка, росла жиденькая полоска деревьев, за которой смутно угадывались стены складских корпусов, бетонный забор из прямоугольных плит и какие-то трубы в подранной белой теплоизоляции, волочившиеся по эстакадам, а прямо там, за всем этим, вверх вздымалась огромная серая стена.

Прямо посреди леса, цеплявшегося за невысокие горы, из земли вырывалась скала, похожая на застывшую волну какого-то невероятного цунами. Она поднималась так высоко, что приходилось задирать голову, чтобы увидеть верхнюю её кромку, а как далеко скала тянулась по обе стороны той площадки, на которой сейчас стоял Фигаро, сказать было совершенно невозможно: влево и вправо серый каменный вал простирался, казалось бесконечно, исчезая за деревьями.

Странная скала выглядела величественно и грозно, нависая над головами жалких людишек точно серое крыло гигантского Ночного Летуна, однако, стоило присмотреться повнимательнее, как вся таинственность рассеивалась: прямо по склонам этой серой стены носились по насыпям ряды вагонеток, деловито пыхтящие дрезины, тянулись в длинных штробах аккуратно уложенные кабеля и трубы, а кое-где, на похожих на балконы площадках, курили люди (даже на таком расстоянии было понятно, что это шахтёры).

- Да идёмте, идёмте, сами всё увидите! – Старший механик схватил инквизитора и следователя за руки и потащил куда-то с силой и настойчивостью локомотива. – Всё покажу, только быстро, а то Анна меня по стенке размажет... А кто, кстати, довёл сюда тягач, раз уж этот болезный еле на ногах стоит? Мне, если что, как раз шофера нужны...

Старые знакомые

Лифт, медленно ползущий вверх вдоль серой каменной стены, представлял собой большую железную клетку, по углам которой горели висящие на крюках газовые фонари. Такая иллюминация, как пояснил Пьеро, была необходима, в основном, потому, что лифт проезжал мимо нескольких рельсовых путей: «...коли ребята на дрезинах будут негабаритный груз вести, так и вообще кабину снести могут, с них станется!»

И верно: лифт поднимался как бы внутри узкого жёлоба выдолбленного в каменной породе, из которой состояла серая стена. Вокруг змеились протянувшиеся по эстакадам рельсы (эстакады казались головокружительно хрупкими; Фигаро, например, ни за что бы не полез ни в одну из дрезин, бегающих по ним), тянулись тросы грузовых платформ – по ним опускали вниз руду – гудели электрические трансформаторы на стальных насестах, сваренных из вбитых в скалу швеллерных балок, в общем, бурлила своя, особая местная жизнь. Это одновременно успокаивало и нервировало следователя: с одной стороны, было приятно видеть здесь, в такой глуши живых людей, с другой, сам по себе анклав человечества в такой глуши выглядел жутковато; за всей этой рабочей суетой чувствовалась какая-то ирреальность, отрезанность от мира, точно Фигаро несколько дней блуждал в тайге и в итоге вышел на ярмарку, устроенную кем-то на просеке посреди дикого бурелома.

«А вот как дрыхну я на самом деле в гнезде у баюна, а это всё мне чудится? Вот это будет номер!»

Но нет, вокруг была самая что ни на есть реальная реальность, просто привыкнуть к ней было сложно: форпост цивилизации на краю мира. Люди вокруг шутили, смеялись и просто занимались своими повседневными делами, но, с другой стороны, чем они ещё могли заниматься? Со скорбными лицами стоять с факелами, хмуро вглядываясь в заснеженную пустоту, из которой в любой момент могла явиться гибель? О нет, люди так не живут. Фигаро вспомнил, как во время войны его гарнизон останавливался в какой-то полуразбомбленной деревушке; плотно занавесив окна, они наскоро перекусили консервами и собрались, было, спать, как тут в дверь постучали. Там, среди дотлевающих полей и канав, забитых раздувшимися от жары трупами это мог быть только вурдалак, ну, или, на худой конец, Слоняющееся Пугало. Но когда дверь открыли (Фигаро уже приготовился метнуть шаровую молнию) на пороге оказался худой как щепка крестьянин, увидевший «солдатиков» и явившийся посреди ночи выменять у служивых табаку на бутыль самогону.

Табаку ночному гостю отсыпали просто так (не потому, что не хотелось выпить, а потому, что за перегар с утра могли выписать плетей), а Фигаро – тогда ещё связист – только качал головой, удивляясь природе человеческой: вокруг ад на земле, а человек думает, как бы покурить!

«Ты излишне драматизируешь. С этими лесами у местных не война. Элементали – да, но мы тут, как бы, именно за этим. Мы решим проблемы шахтёров, Сандерс с Диким решат нашу проблему, и всё будет очень хорошо. И хватит пока об этом думать. Только портишь сам себе настроение»

Железная клетка вздрогнула; лязгнули клинья-блокировщики. Лифт, наконец, приехал.

Дверь открылась. Фигаро сделал шаг вперёд... и задушено ахнул, поражённый увиденным.

Стена, вдоль которой они сюда поднялись на лифте, оказалась краем огромной, идеально круглой воронки, и теперь эта воронка открылась им во всей своей красе: невероятных размеров вмятина в теле земли.

Они стояли на её закраине – каменном гребне высотой, по меньшей