сильны и заносчивы, но мы знаем, что они не отвечают за свои действия.

— А мне-то какое до этого дело?

— Мы, более слабые народы, не можем противостоять латианам и зебам в одиночку. Но объединившись, мы будем достаточно сильны, чтобы выйти из войны и занять нейтральную позицию. Поэтому Зангаста связался с остальными.

Господи, ну и дела! Вот чего можно добиться, имея всего-навсего моток медной проволоки!

— Сегодня он получил ответ, — продолжал Даверд, — они готовы объединиться во имя мира. При условии, что союзники признают их нейтралитет и проведут обмен пленными.

— Такое трогательное единодушие среди мелкой рыбешки говорит о многом, — злорадно вставил Лиминг.

— О чем же?

— О том, что войска союзников недавно одержали победу. При этом кое-кому очень не поздоровилось.

Даверд не ответил.

— На этой планете вы — единственный землянин. И Зангаста считает, что вас можно прекрасно использовать.

— Каким образом?

— Он решил отослать вас на Землю. Вы должны убедить землян, чтобы они нас поддержали. Запомните: если вам это не удастся, сотни тысяч пленников пострадают.

— В таких случаях говорят: я умываю руки, и ни за что не отвечаю. Но вы тоже запомните: вздумаете сделать из пленников козлов отпущения, рано или поздно придется за это ответить.

— Союзники ничего не узнают, — парировал Даверд. — Ведь здесь не будет ни землян, ни Юстасов, так что некому будет тайком им сообщить. Таким образом, мы нейтрализуем землян. Так что, союзники не смогут использовать данные, которых у них не будет.

— Да уж, — согласился Лиминг, — тем, чего у тебя нет, никак не воспользуешься.

Они снарядили легкий эсминец с командой из десяти зангов. Сделав единственную посадку для заправки и смены дюз, он доставил их на базовую планету, находившуюся на передней линии фронта.

База была аванпостом латиан, но их ничуть не заинтересовали планы их младших партнеров. Им и в голову не пришло, что человекообразное существо в зангастанском корабле — настоящий землянин. Латианские техники быстро сменили обшивку дюз, готовя истребитель в обратный путь. Тем временем Лиминга пересадили в одноместный латианский корабль-разведчик, на котором не было никакого оружия. Перед отлетом все десять зангов отдали ему церемониальный салют.

С этой минуты Лимингу приходилось полагаться только на себя.

Взлет показался ему сущим адом. Пилотское кресло было велико для него и к тому же приспособлено под размеры латиан, так что все выпуклости и вогнутости находились не там, где надо. Корабль хоть и мощный, и быстроходный, но слушается руля не так, как земной. Лиминг и сам не понял, как ему удалось взлететь.

Потом его преследовали неотступные страхи, что корабль обнаружат локаторы союзников, и они разнесут его в клочья.

Он мчался среди звезд, положившись на судьбу и не прикасаясь к передатчику. Сигнал вызова на частоте врага мог мгновенно превратить его в удобную мишень. Лиминг направлялся прямо к Земле. Спал он тревожно и чутко. Не стоило доверять дюзам, хотя продолжительность полета была втрое меньше, чем когда он летел на своем корабле. Незнакомому автопилоту нельзя доверять хотя бы потому, что он вражеской конструкции. Самому кораблю нельзя довериться по той же причине. Союзным войскам не стоило доверять потому, что у них была привычка сначала давать залп, а потом уже задавать вопросы.

Скорее благодаря счастливому случаю, чем умелому управлению, он пересек линию фронта незамеченным. Такой же подвиг, имея достаточно наглости, мог бы совершить и противник, если бы у него хватило смелости. Ведь мало попасть на территорию противника — гораздо труднее оттуда выбраться.

Наконец, в один прекрасный момент Лиминг на полной скорости вынырнул над ночной стороной Земли и плюхнулся на поле в двух милях к западу от главного космопорта. Было бы явной глупостью рисковать, сажая латианский корабль посредине космопорта.

Кто-нибудь, задремавший у тяжелой пушки, мог вздрогнуть от неожиданности и выстрелить.

Луна уже ярко сияла, отражаясь в реке Цобаш, когда он пешком прошел к главным воротам. Раздался окрик часового:

— Стой, кто идет?

— Лейтенант Лиминг и Юстас Фенакертибан.

— Подойдите для опознания.

Он двинулся вперед, размышляя о том, что такой приказ — совершеннейшая глупость. Часовой видит его впервые в жизни, и не сумел бы отличить даже от Минни Мак Свини. Хотя, конечно — мысли пачкают мозги.

У ворот на него обрушилась целая лавина света. Из ближайшего здания выскочил какой-то парень с тремя нашивками на рукаве. Он тащил сканер, за которым волочился тонкий черный кабель. Он стал размахивать сканером перед Лимингом, обращая особое внимание на его лицо.

Из громкоговорителя последовал приказ:

— Отвести в штаб разведки!

Они уже отправились в путь, но тут часовой встревожился:

— А где же второй? — остановившись, спросил сержант, и стал оглядываться.

— А ну-ка, дыхни, — посоветовал Лиминг.

— Но ведь вы сами назвали два имени, — сгорая от злости, настаивал часовой.

— Попроси сержанта хорошенько — он тебе выдаст еще парочку, — сказал Лиминг, — правда, сержант?

— Ладно, идем, — проворчал сержант, проявляя какую-то болезненную раздражительность.

Они добрались до штаба разведки. Дежурил полковник Фармер. Он уставился на Лиминга и пролепетал:

— Вот это да!

Потом повторил это еще семь раз.

— А в чем дело? — без всякого вступления накинулся на него Лиминг. — Почему вы отказываетесь обменять пленных землян два к одному?

Казалось, Фармер с трудом приходил в себя от кошмарного сна.

— Так ты знаешь об этом?

— Стал бы я спрашивать, если бы не знал?

— Ладно. Но зачем нам принимать такое дурацкое предложение? Ведь мы еще не сошли с ума!

Лиминг наклонился над столом, опираясь на него руками, и сказал:

— Обязательно соглашайтесь, но с одним условием.

— Каким?

— Чтобы они заключили такой же договор в отношении латиан, два наших за одного латианина и одного Придурка.

— Кого-кого?

— Придурка. Они это проглотят и не подавятся. Раструбили по всему свету, что один латианин стоит двоих врагов. Слишком уж они самолюбивы, чтобы отказаться от такого предложения. Они сочтут это доказательством того, что их мощь известна даже противнику.

— Но как же… — начал Фармер, испытывая легкое головокружение.

— Среди их союзников начнется паника. Каждый поспешит согласиться первым. У них есть кое-какие мысли, до которых латиане дойдут, когда будет уже слишком поздно. Попробуйте хотя бы ради шутки. Два наших за одного латианина