–  По-твоему, дурацкая чашка чая мне сейчас поможет?

Посетители за соседними столиками завертели головой.

–  Нет, – тихо ответил тот, – но помните, Джерид, вы джентльмен и прекрасный следователь с большим опытом работы. И вы не рискнете своей карьерой, устроив в публичном месте скандал с приступом ревности.

Трист быстро провел рукой над чашкой Джерида.

Несколько минут спустя Джерид, увлекаемый вперед приступом незнакомого ему прежде гнева, выскочил из чайной, оставив Триста за столом в одиночестве. Выкатившись в виллджамурскую ночь, он тут же поскользнулся на широком полотнище льда и уткнулся в него носом. Его слезы закапали прямо на лед.

Джерид добрался-таки до дому, получив по пути больше синяков и шишек, чем за все время службы в инквизиции. Сменив форменную одежду на повседневную, он разжег в камине огонь и принес сверху бутылку старой водки, из тех, от которых немилосердно дерет горло. Ему необходимо было снова ощутить контроль над происходящим, стать хозяином своей жизни, и, казалось, напиток сможет ему в этом помочь.

Он упал на стул возле камина, пьяный и абсолютно несчастный. Снаружи, где-то вдалеке, завыла банши. Другой несчастный ублюдок отдал богам душу, но этим уж пусть занимается кто-нибудь другой. Однако Джерид все же не удержался от пожелания, чтобы тем, по кому причитает банши, оказался новый ухажер Марисы.

Сидя в темноте, он ждал, когда она вернется домой.

Она пришла поздно, влетела в дом ураганом развевающихся шарфиков и оборок.

Вела себя как ни в чем не бывало. Ее взгляд – теплый, любящий – не вызвал в нем ничего, кроме отвращения. Он был так необычайно зол, что даже подумал, уж не подсыпали ли ему наркотика.

Она наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку, хотя дыхание другого мужчины еще не остыло на ее губах. Его поразило, как она, обманывавшая его так нагло, может вести себя настолько невинно.

–  На улице все холодает, да? – шепнула она. – Как прошел вечер, милый?

–  Отлично, – коротко ответил Джерид, раздумывая над тем, как подобраться к разговору об измене. Ему столько нужно было сказать… Рассказать ей, что он все видел.

И пока она вешала пальто, он схватил свою тяжелую кружку и изо всех сил швырнул ее прямо жене в затылок. Кружка взорвалась градом керамических осколков, и он почувствовал, что все это время им точно владел какой-то демон. Как будто его поведение контролировали некие химические субстанции, которые неизвестно каким образом оказались внутри его.

–  Мы оба тебя видели! – выкрикнул Джерид ее рухнувшему на пол телу, весь в слезах, тщетно пытаясь совладать со своим взбесившимся мозгом.

Она молчала.

Он много десятков лет прожил в Виллджамуре, немало прослужил в инквизиции, но никогда еще пальцем не тронул ни одну женщину. Мужчины, которые поднимали руку на женщин, внушали ему отвращение, и сейчас он был противен сам себе. Нечто как будто вселилось в его тело и подчинило себе все импульсы, которые он в противном случае держал бы под строгим контролем.

У него было чувство, что его опоили.

Он слишком хорошо знал, сколь тонка грань между нормальностью и безумием.

Прошло время, и он услышал стук в дверь.

–  Сэр, это я, Трист. Я беспокоился за вас. У вас все в порядке?

Наконец-то друг, он поможет.

Джерид потер глаза: он слишком долго плакал и теперь, пытаясь вспомнить все, что наделал, чувствовал какое-то онемение, как будто от него ускользала память. Джерид отворил дверь, вместе с клубом морозного воздуха в дом вошел Трист, и Джерид стал объяснять ему, что случилось. Посмотрев на распростертую на полу Марису, он увидел, как она редко дышит, и чуть не заплакал снова.

Джерида обрадовал приход Триста. Ему нужен был кто-нибудь ясно мыслящий, ведь сам-то он мыслить не мог.

–  Вы ее ударили? – выдохнул помощник.

Бедняга, не надо было, чтобы он все это видел.

Джерид стоял молча, сам не веря в то, что натворил.

Трист склонился над ней, чтобы осмотреть, но в комнате было темно и ничего не видно, так что он предложил перенести ее в спальню. К счастью, никаких следов крови не обнаружилось, а синяки у румелей появляются не так легко.

Джерид то и дело начинал всхлипывать снова, и каждый раз Трист утешал его, похлопывая по плечу. Они перенесли Марису наверх, в спальню, и положили на супружескую постель, которая теперь утратила для Джерида всякий смысл. Ее хвост висел словно плеть, зато лицо было исполнено необычайного покоя. Он заботливо укрыл ее одеялом, а потом Трист повел его вниз.

–  По-твоему, я не заслужил упреков? – сказал наконец Джерид.

–  Нет, сэр, что вы, – отозвался Трист с таким выражением, что Джериду немедленно стало легче.

–  Ты хороший человек, Трист. И надежный друг. – Джерид хотел было в знак благодарности пожать ему руку, но устыдился и не стал.

То, что он сделал, было непростительно. Если Трист расскажет кому-нибудь об этом и в результате Джерид потеряет свою карьеру, то это еще самое меньшее, чего он заслуживает.

Трист помог ему успокоиться. Он говорил уверенно, а Джериду только это и нужно было сейчас, ведь сам он был как в бреду, ничего не понимал и не отвечал за свои поступки. Джерид встал, подошел к окну и стал смотреть на подоконник, где уже вырос небольшой сугроб.

И снова беспомощно захлюпал носом при мысли о том, в какое чудовище он превратился.

–  Постарайтесь забыть о случившемся, – уговаривал его Трист. – Вам надо сосредоточиться на работе. Убийства в Совете. – Помолчал. – Может быть, она простит вас, со временем.

Джерид не стал бы ее винить, если бы после того, что произошло сегодня, она покинула его навсегда, не сказав ни слова. Почему-то мысль о том, что она может быть с кем-то другим, а не с ним, уже перестала казаться ему такой важной. Он и сам не знал, что теперь важно. Может быть, вообще ничего.

–  Давайте пройдемся, и в голове у вас прояснится, – предложил Трист.

Прежде чем выйти, Джерид написал Марисе записку, но сразу порвал ее. Что теперь значили слова между ними? Все, что он мог сказать, было глубоко неуместно, и он прекрасно представлял себе ее реакцию, когда она прочтет это утром.

Они гуляли по темным улицам, морозный воздух постепенно приводил его в чувство. Даже когда Джерид слегка подвернул лодыжку, ему не стало хуже. Он понимал, что заслужил эту боль, как будто сам город, сговорившись со стихиями, выносил ему неопределенное, но справедливое наказание.

Они пришли за два часа до рассвета, в одежде чернее самой темноты, две дюжины адептов ордена Даунира, и встали перед простой деревянной дверью. Папус положила у порога металлическую коробочку, содержащую реликвию на основе бренны, слегка изменила настройки и отошла.