Нет, она всего лишь задумчиво смотрела на мою физиономию, может быть минуту или две. Соскучилась? Говорила со мной мысленно? Или представляла, как жжёт меня на костре?.. Потом она открыла нашу переписку. Пролистала несколько последних сообщений. Пожала плечами. Снова призадумалась. Пальцем с длинным ногтем набрала на клавиатуре всего две буквы. Зато какие! Ух! У голубя аж пёрышки встали дыбом!

Она написала: «И я».

Выдохнула напряжённо. Пробормотала:

– Нет, чушь какая‑то.

Быстро удалила текст. Нахмурилась, напряглась вся, а потом и вовсе рассержено швырнула телефон в стену. Испугавшись резкого звука, голубь отшатнулся назад и сорвался с подоконника. К счастью, крылья его не подвели, и, не долетев до земли, он снова взмыл в воздух. Поднялся мимо мокрых подоконников и горящих тусклым светом окон – и снова юркнул под крышу, на чердак – через раму с разбитым стеклом.

В стекло моего авто, тем временем, уже вовсю стучал припарковавшийся рядом гаишник. Ещё чуть‑чуть, и он бы тоже, наверное, разбил его. Судя по звуку, он уже начал терять терпение, пытаясь меня добудиться:

– Эй, чего стоим? Какие‑то проблемы? – гаркнул он мне, когда я опустил стекло. Увидев моё бледное лицо, чуть смягчился. – Может, вам плохо?

– Нет, – проговорил я растеряно, а потом уже громче. – Мне хорошо. Спасибо. Мне очень, очень хорошо!

Я выключил аварийку и рванул с места. Удивительно, но он даже не стал гудеть сиреной или орать в громкоговоритель, чтобы я остановился. А вот я, на его месте, не только проверил бы у такого странного типа все документы, но ещё и заставил бы дунуть в трубочку, предположив, что он до чёртиков напился.

Впрочем, можно сказать, что я и правда был в стельку пьян, только не от каких‑то там ядов‑химикатов, а от своих собственных чувств.

Интересно, жив ли её телефон?.. Впрочем, это ведь такая сущая ерунда. Я куплю ей новый. Только пусть пишет – пишет и стирает эти свои странные сообщения…

* * *

У дома меня встретил курьер – почти такой же промокший насквозь, как и я. Заждался он меня сегодня, наверное. Вот ведь работка у человека. В который раз расписавшись в его бланках, я получил в руки очередной бордовый конверт. Интересно, что же на этот раз приготовил для меня Каспер?..

«Ну и дурень же ты! Чуть не сорвал нам всю операцию! – ругали меня наклеенные на лист бумаги газетные буквы. – Неужели ты забыл? Выигрывает тот, чьё сердце не знает любви. Для победы нужно хладнокровие».

На минуточку мне показалось, что это он пишет не мне, а кому‑то другому. Должно быть, это письмо адресовано Вернеру?.. Но нет, конечно нет. Дальше он уже обратился ко мне по имени:

«Впрочем, Гриша, я и не рассчитывал, что ты меня послушаешь. И, в каком‑то роде, был к этому готов. Операция продолжается. Финал не за горами. Пожалуйста, соберись и жди дальнейших инструкций».

А ещё в конверте меня снова ждали несколько пыльных листов дневника. Как же я по ним соскучился! Потерев бумагу пальцами, я поднёс её к носу. Вдохнул запах, пытаясь перенестись в прошлое. Коснулся губами ровных, аккуратно выведенных строчек. В них, наверняка, снова так много боли, но меня это не отталкивает. Даже её горести для меня такие дорогие, такие вкусные. Будто сладкий нектар течёт с её пальцев на бумагу и застывает в словах…

Я улыбнулся сам себе. Кажется, я начинаю изъясняться фразами Константина. Быть может даже, мне тоже со временем откроется тайна вечной любви?..

«Эмиль заставил меня выучить румынский язык. Спустя три года, когда я смогла свободно говорить на нём, он познакомил меня со своими друзьями и семьёй. Всем им представил меня как чистокровную. Он считает, что правду говорить нельзя, иначе его не поймут. Сказал, что мне нужно будет поначалу притвориться и просто вести себя так же, как они, а потом я привыкну. Но это вовсе не просто. И разве можно когда‑нибудь к этому привыкнуть…

С ними рядом так холодно и странно. С виду они такие же, как обычные люди, но в них нет ни капли человеческого тепла, и даже улыбки у них замёрзшие, как лёд. С виду живые, а внутри мёртвые и съедены до костей. Если это и есть бессмертие, то я не хочу быть бессмертной. Сердце моё, пожалуйста, не замерзай!..

Эмиля с детства растила мать. Она вместе со старшими детьми живёт здесь же, в Румынии. Он последний её сын, почти сразу после его рождения отца убили охотники. Так говорится в их семейной легенде. А вообще, тему смерти вампиры предпочитают не поднимать. Делают вид, что её нет. Только вешают в коридорах да гостиных портреты своих погибших близких. Я была у них в гостях однажды, но портрета отца не видела. И пообщаться с матерью мы так и не смогли – Эмиль запретил мне это делать. Сказал, что его мать всегда очень боялась, что он женится неудачно, и не дай бог это будет нечистокровка или вообще смертная. Если она меня разоблачит – быть скандалу. Но, кажется, она всё равно что‑то заподозрила. Слишком уж она была строгая и немногословная, когда он нас познакомил. И смотрела на меня как‑то странно, словно сразу догадалась, кто я такая на самом деле. А ещё она весь вечер постоянно отчитывала его за какие‑то мелочи, критиковала, придиралась и