когда меня сюда бросили. Я снял с него одежду и оттащил его подальше, насколько смог, но он всё равно как немое напоминание о безнадёжности нашего положения.

– Мой жених разнесёт весь дворец, всю округу, но найдёт меня, а значит, и тебя тоже, – заявила я, преодолев страх и отправившись простукивать стены. – Через несколько часов мы с тобой уже будем на свободе. Вот увидишь!

– Увижу... – эхом отозвался он. – Больше всего я сейчас хотел бы увидеть тебя. Твоему жениху божественно повезло с тобой. Знаешь, ты появилась, и мне верится, что всё будет хорошо. Даже темнота стала чуть светлее. Ты словно солнце в этой тьме.

«Утибоземой! – промурлыкала Вторая. – Какой он душка, не находишь? Его слова прямо в душу западают. Надо брать! И ничего, что больной! Вшей повыведем, ноги подлечим...»

«У меня есть Гедеон», – отмахнулась я от неё.

«А у меня никого нет!» – раздался в моей голове такой визг, что я даже зажала уши и лишь потом поняла, что не поможет.

«Больная!» – в сердцах бросила ей.

«Всё-всё, давай уже ответим ему что-нибудь?»

И я, оторвавшись от прощупывания совершенно глухих стен, выдала вслух дежурное:

– Спасибо, мне очень приятно.

– Тебе спасибо...

– Знаешь, сейчас там, снаружи, тёплый погожий вечер. Кузнечики стрекочут, птички поют. Как писал мой друг-поэт:

Ну, здравствуй, летняя пора:

Весь зад в укусах комара!

– Мне нравится, – отозвался Рик тихо, но по его голосу стало понятно, что он улыбнулся.

– А хочешь, я тебе сказку Тушкина прочту?

– М?

– «О рыбаке, старухе и рыбке»[1]?

– Наизусть знаешь? Давай.

Я села рядом, гладя исхудавшую грудь Рика, и начала рассказывать по памяти, как помню:

Идет старик к синему морю,

Клянчить благ у золотой рыбки.

Стыдно ему до усрачки.

Но делать нечего, жена-то мегера.

Глядь, на море чёрная буря:

Вспучились сердитые волны,

Так и ходят, грозя утопить его на фиг.

Стал он кликать золотую рыбку.

Приплыла к нему рыбка, спросила:

«Чего тебе надобно, старче?»

Ей старик с поклоном отвечает:

«Смилуйся, государыня рыбка!

Что мне делать с проклятою бабой?

Мозги мне, стерлядь, клюёт постоянно.

Уж не хочет быть она царицей,

Хочет быть владычицей морскою;

Чтобы жить ей в Окияне-море,

Чтобы ты сама ей служила

И была бы у ней на посылках».

Отвечает тогда ему рыбка,

«Заколебала меня твоя старуха.

И ты, дурень, тоже заколебал!

Шиш ей, а не владычество морское!

Ишь, губу раскатала, стерва старая!

Отправлю её на корм пираньям,

Самое ей там место.

Ибо на престол нельзя пускать

Клюшек безмозглых, курв охреневших.

Вали отседова, старче!

Ух, какая я злая!»

Рыбка хвостом по воде плеснула

И ушла в глубокое море.

А старик к старухе воротился –

*лядь! Опять перед ним землянка;

На пороге сидит его старуха,

А пред нею разбитое корыто.

Возроптал тогда истово старче:

«Да хоть забрала б ты старуху

Для корму пираньям, акулам!

Почто ж ты впустую грозилась?!

Эх, что за напасть-то такая!

Сам утоплю я мегеру, –

И он обратился к старухе:

– Карга, а пошли-ка купаться!

Там в море золотая рыбка:

Исполнит любое желанье!»

Когда я закончила повествование, в котором от сказки Тушкина осталась только идея, Рик тихонько заржал. Можно, конечно, подумать, что это плач, но ситуация не располагала.

– Какая актуальная сказка! – наконец, прокомментировал он.

– Мне, вот, тоже старуха кое-кого напоминает. Так бы и утопила стерву!

– Жу, ты замечательная. Вечно бы слушал твои сказки. И женился бы, не будь ты уже помолвлена.

«А-а-а! Ты слышала? Слышала? Он на мне женится! – возликовала Вторая. – Всё! Беру! Беру!»

________________________

[1] Отсыл к сказке «О рыбаке и рыбке» А.С. Пушкина.

После непродолжительного из-за экстремальных условий сна я вернулась к простукиванию стен и прыганью вверх в поисках лаза. Увы, результат нулевой: стены толстые и крепкие; в этот каменный мешок можно попасть только через люк под потолком, который расположен на высоте предположительно 4 метра. Я сделала такое заключение, покидав вверх камешки и измерив в уме время и скорость полёта предмета.

– Рик, а ты при падении ноги сломал?

– Да. Неудачно приземлился.

– Значит, и впрямь высоко падать. Метра четыре, не меньше.

– Около пяти. Первое время мне бросали корки хлеба и спускали ведро с водой.

– О... А почему теперь перестали? Что им вообще от тебя надо?

– Им надо, чтобы я умер своей смертью, но не сразу. Когда жизнь в теле угасает медленно, всплеск энергии смерти будет слабый, и есть вероятность, что его не заметят и не отследят.

У меня промелькнула догадка, что этот Рик не простой хрен, раз ради его незаметной смерти так раскорячились.

– А если эта камера блокирует магию, то и вовсе можно избавиться от тебя бесследно?

– Именно. Как ты поняла про магию?

– Я маг.

– Серьёзно? Женщина – и маг? Это большая редкость. Обычно способности передаются мальчикам.

– Здесь мои способности один фиг бесполезны. Хоть вой!

– Я всё никак не могу определить откуда ты, Жу? Судя по речи, ты из Роисса, но говор у тебя не столичный, темы для беседы тоже. Значит, ты росла не при дворе. Но больше всего сбивает с толку то, что тебя бросили сюда. Наверняка из-за твоей магии?

– Из-за неё, окаянной, – кивнула я по привычке. – Мачеха и сводная сестрица спят и видят, как я подыхаю в муках! – моя рука нервно потянулась к карману, выудила оттуда поломанную, но всё ещё аппетитную тарталетку и сунула в рот.

М-м-м, вкуснятина! Как хорошо, что я соорудила из нижней юбки большой карман, и теперь у нас есть, чего поесть. Воистину, моя интуиция творит чудеса!

Следующая тарталетка отправилась в рот Рика, тот тоже встретил угощение томным мычанием.

– Узнаю руку Гюнтера. Он готовит тарталетки с рукколовым пюре исключительно по праздникам.

– Так, значит, ты знаком с поваром?

– Знаком...

Ага. Значит, Рик служит во дворце. Логично предположить, что его бросили в темницу, потому что он владел какой-то опасной информацией.

– Странно, что во дворце сейчас праздник... – снова высказался он.

– Угу, с похоронной атмосферой! С самого начала было ясно, что что-то пойдёт не так.

– Что за праздник?

– Так свадьба кронпринца же! – я хотела пожурить Рика за неосведомлённость, но вспомнила, что он томится в этой камере