место. Как всегда, по его виду невозможно было понять, что он задумал.

А мы снова были обречены на долгое молчание. Крутые повороты сюжета продолжались, и я совершенно не мог предположить, чем все завершится.

— Значит, Пол Алексон потерпел неудачу… — Молчание, как всегда, храбро нарушила Леона.

Митараи снова покачал головой.

Как только мне начинало казаться, что мы пришли к выводу, этот вывод от меня ускользал. С поисками правды всегда так.

— Образованный человек сразу понял бы, что это невозможно.

— Значит, я необразованный человек?

Я мог бы задать такой же вопрос.

— Не стесняйтесь себя винить. Ощущение нехватки образованности — источник прогресса.

— А как же Пол, образованный человек?

— Я тоже захотел это знать. Я перечитал все бумаги и материалы, которые он оставил в подземелье Иджипт-Айленд. Но в конце концов не смог найти ничего, кроме этого. Во всех статьях — и на английском, и на испанском, и на латыни — описан только метод с использованием горения. Но была еще работа, написанная египетскими иероглифами.

— И что в ней?

— Я не умею читать эти иероглифы.

— Все-таки есть вещи, которые даже вы не можете сделать! Это обнадеживает. Но, возможно, Пол верил, что этот метод сработает?

— Этого не может быть. Даже младшие школьники знают, что это нереально.

— Я хуже, чем младший школьник, — грустно сказала Леона.

— Не грусти по любому поводу. Есть способ сделать концепцию пирамиды-насоса возможной. Один из способов — вызвать некоторую химическую реакцию для превращения азота в вещество, растворяющееся в воде. Или заблаговременно заполнить помещения горючей жидкостью легче воды. Тогда при сгорании она будет замещена водой.

— А это возможно?

Митараи покачал головой.

— К сожалению, в настоящее время мы не знаем вещества, которые соответствуют этим условиям.

— Тогда…

— Кроме того, одного этого недостаточно. Когда дело доходит до такой огромной пирамиды, ситуация совершенно иная, чем в случае маленького экспериментального устройства. Даже если теоретически в коридоре будет получен полный вакуум, я не думаю, что вторгшаяся вода поднимется выше определенного уровня из-за своего собственного веса.

— Вот как?!

— Я думаю, что с точки зрения механики — да.

— Насколько же поднимется?

— Все зависит от размера коридора, и чтобы это узнать, необходимо сделать расчеты. Грубо говоря, наверное, около десяти метров. Так что, конечно, в дополнение к вышеперечисленным условиям необходима была бы помощь какого-то механизма. Если б пирамида Гизы действительно использовалась как насос, можно предположить, что такой механизм был бы установлен между комнатами царя и царицы. Если б этот механизм имел достаточную мощность, то потребность в таких химикатах уменьшилась бы, — осторожно сказал Митараи.

Похоже, Леона не совсем поняла эти объяснения и замолчала. Наступила долгая тишина.

— Митараи, — робко прервал я, — а как насчет вопроса с долготой? Долготой, по которой Земля делится по вертикали на три равные части?

— То, что Джей Ди умер на сто пятидесятом градусе восточной долготы, наверное, случайное совпадение. Бог иногда совершает подобные шалости.

Снова тишина.

— Ну ладно, — заговорил Ричард Алексон, — похоже, речь закончилась. Можно мне теперь уйти или на меня все равно повесят эту неприятную историю?

Мы быстро посмотрели на лицо Митараи. Право принятия решения находилось в его руках.

— Уходите, но с условием.

— Вы хотите, чтобы я покаялся за Вьетнамскую войну?

Митараи тихо усмехнулся.

— За ваших братьев-японцев?

— Я не буду говорить ничего подобного. Это касается Стива Миллера, — сказал Митараи.

— А, об этом не беспокойтесь. Он был вне себя от радости. Он всегда чувствовал, что Голливуд ему не подходит. Я заплатил ему достаточно денег, чтобы он мог прожить жизнь в свое удовольствие, если не будет совсем уж транжирить.

— Пожалуйста, запишите здесь его нынешний адрес. Если Миллер действительно живет так, как вы говорите, я никогда больше не назову вас господином Алексоном.

— Спасибо большое, очень на это надеюсь.

Достав из кармана блокнот, Ричард быстро записал адрес, вырвал листок и положил его под макет пирамиды. Митараи достал записку, прочитал ее и указал на дверь.

— Отлично. Выход там.

Ричард вскочил на ноги.

— Леона, было приятно с вами познакомиться. Я никогда не забуду вечер, который мы провели вместе. Где бы я ни был, пока длится эта жизнь, я буду смотреть все ваши фильмы. Мистер Холмс… Простите, мистер Митараи, пожалуйста, используйте свои способности, чтобы помочь людям жить. Не убивать, как я. Всего наилучшего и вашему приятелю. На этом прощаюсь.

Он немного приподнял шляпу. Тимоти Дилейни, врач из Филадельфии, большими шагами пересек холл, медленно открыл большую стеклянную дверь и вышел на холодную улицу.

Даже после того, как я проводил его взглядом и он исчез из вестибюля, мое ошеломление прошло не сразу. Долгий утомительный процесс все-таки подошел к концу. Я наконец мог с уверенностью сказать, что «Дело Хрустальной пирамиды» действительно подошло к концу.

Эпилог

В Лос-Анджелесе шел легкий снежок, что в этих местах большая редкость. Отметив окончание дела хересом и хорошенько пообедав в ресторане, мы поднялись по ступеням художественного музея и остановились на небольшой возвышенности, увенчанной колоннами, напоминающими о Парфеноне.

Леона была в шубе из чернобурки и без очков. Гостиница, в которой мы остановились, стояла в конце улицы, идущей от музея вниз по склону.

Может быть, от холода, а может, из-за волновавших ее мыслей, Леона обратилась ко мне дрожащим голосом:

— Господин Исиока, оставьте меня с ним ненадолго.

Я кивнул, засунул руки в карманы пальто и стал ждать, прислонившись к каменной колонне музея.

Леона взяла Митараи за руку и отвела его немного в сторону от меня, под легкий кружащийся снег. Вдруг она припала к ему груди.

— Хоть немножко, позвольте хоть немножко так побыть… — услышал я ее голос.

Кажется, смирившись с этим, Митараи стоял не шевелясь. Возможно, он чувствовал себя виноватым из-за того, что продолжал отталкивать ее. Их тени, слившись в одну в снежном кружении, долго стояли неподвижно. Потом Леона медленно подняла лицо от его груди и пристально смотрела на Митараи.

— Поцелуй меня, — послышался слабый голос.

Но Митараи не пошевелился, словно заледенел.

— Пожалуйста, больше никогда не буду просить. Только один раз, один раз поцелуй… Пожалуйста…

Леона, кажется, плакала. Страсть переполняла ее. Я очень хорошо понимал ее состояние.

Митараи медленно наклонился к Леоне и поцеловал ее в лоб.

— И только? Я ничего больше не могу попросить?

— У мужчин есть свои правила. Их не так просто изменить, — сказал Митараи.

Леона повернула голову в сторону и снова прижалась к нему.

— Вы всегда видите гораздо дальше, чем я. Ваши ответы всегда удивляют. И в конце концов всегда убеждают. Наверное, так и на этот раз… — сказала она как бы для того, чтобы самой услышать эти слова. — Но все-таки я рада. Я ведь считала себя бесчувственной. Речь не о постели. Я думала, что я бесчувственна по отношению к самым разным вещам в этом мире. Я была как солдат, которого волнуют только сражения. И очень удивилась, что полюбила кого-то.

Опять молчание.

— Я очень благодарна за это. Я очень вас люблю. Люблю, люблю, люблю бесконечно. Дыхание перехватывает. Вы, наверное, не можете этого понять… Для женщины это очень важно. Поэтому… Благодарю вас… Спасибо.

Потом, постояв в объятии еще минуту, она отодвинулась. Наверное, ей было этого достаточно.

— Прежде чем мы расстанемся, можно я спою одну песню? Она вошла в наш фильм, и ее слова я написала, думая о вас. Она нравится мне больше всех песен в «Аиде».

И она запела под снегопадом. Это выглядело совершенно как кадр из фильма.

Позднее я купил компакт-диск с ее песнями. Там была и эта. К диску был приложен перевод текстов