нет, нет, – в панике выдохнула Мона, но было уже слишком поздно. В тот же миг с пола послышалось плинь. Ее смартфон слабо завибрировал в брошенном кардигане и затих.

Ей и прежде было страшно, а теперь Мону просто трясло от паники. Она быстро щелкнула пальцами – ничего не произошло. Потом еще и еще раз, то громче, то еле слышно, пока Бальтазар не схватил ее за запястье.

– Милая, – позвал он. Она судорожно втянула в себя воздух и всхлипнула.

– Они заблокировали мою магию.

– Что?

Раздалось еще одно плинь. Бальтазар неуклюже встал с кровати, поправил трусы и подошел к сваленной в кучу одежде. Уверенным движением выудил телефон Моны из кармана кардигана и протянул ей. Она взяла его дрожащими пальцами, ввела ПИН-код только со второй попытки, а потом снова сунула мобильный ему в руку. Демон сразу открыл высветившееся новое сообщение.

– «Уважаемая госпожа Хасс, уведомляем вас о том, что вследствие сегодняшних событий, согласно договору, ваша магия деактивирована на неопределенное время. Вам вменяется ряд нарушений закона о колдовстве, которые, в свою очередь, привели к беспорядкам на общественном фестивале и нанесли массивный ущерб доверию между людьми и нежитью…» Да они не в своем уме!.. «До слушания по вашему делу, согласно договору, вы добровольно отказываетесь от своей магии?..» Что? – Бальтазар пораженно покачал головой и откашлялся. – «Последствиями повторного нарушения станет ваш полный и окончательный добровольный отказ от сил…» – продолжил вслух зачитывать он и вдруг замолчал. Нахмурившись, пробежал глазами строчки. – «Кроме того, вам запрещается призывать архидемона Баала. Ваша способность к призыву временно деактивирована. Нарушение может привести к немедленному заключению под стражу…» Эй, момент, как они это сделают?

Последнее потрясло Мону даже сильнее, чем потеря магии. Поспешно выхватив телефон, она прокрутила текст.

– Призыв связан со мной как с ведьмой, но теперь я перестала быть ведьмой, – прошептала она, борясь с начинающейся дрожью.

– Не понимаю. Ты лишилась сил? Но… это же возможно только через добровольный отказ. Никто не может отнять у тебя магию, даже после очищения ты осталась бы ведьмой, пусть и бесполезной, – заявил он, поднялся и наклонился за своей одеждой. – По этому вопросу я изучил все в мельчайших подробностях сразу после того, как ты втянула меня в договор.

Ну разумеется. Мона сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, чтобы хоть ненадолго успокоиться.

– Н-нет, это не так. То есть мне… мне пришлось подписать договор с-с Церковью. О том, что я добровольно отказываюсь от своих сил, если… если нарушу их условия. – У нее сжались пальцы. Она в ярости бросила телефон на подушки и потянулась за одеялом, чтобы завернуться в него.

– Понимаю, добровольный отказ. Фактически лазейка… это плохо. Но тебе ведь ее вернут? – проворчал Бальтазар и снова вставил ремень в брюки.

Она медленно кивнула:

– Для того чтобы эффект стал необратимым, потребуется время, своего рода возможность изменить решение, если вам это действительно важно… Вот для чего они ввели эти контракты. В-вот как Церковь тогда получила власть над нами.

– Полагаю, есть причина, по которой я об этом не знал?

– Вообще-то я нарушаю контракт, когда тебе об этом рассказываю. – Мона со слезами на глазах наблюдала, как он одевается, и впервые ее охватила паника, а ладони при этом не вспыхнули. Такое странное чувство, ледяной страх, какого она еще никогда не испытывала. Тем временем полуодетый демон бросил на нее сострадательный взгляд и опять сел к ней. Осторожно протянул к ней руку и погладил по растрепанным волосам.

– Милая, – начал он, однако Мона замотала головой.

– Больше н-нет, – пробормотала она дрожащим голосом.

– Конечно, да, ничего не изменилось.

– Нет договора – нет брака.

– Когда все выяснится, им придется вернуть твои силы, и тогда все снова будет хорошо, – спокойно произнес он и подвинулся еще ближе к ней, обнял одной рукой.

– Я выпустила вампира и оборотня на городской фестиваль, взорвалась лодка, из-за меня едва не пострадала Мэнди. Носдорф был причастен к проникновению в музей – я скрыла его первый взлом, все всплывет наружу, – захлебываясь словами, перечисляла она. Объятия Бальтазара стали чуть крепче, и Мона просто не могла не прижаться к его плечу, слишком заманчива была эта близость, и больше всего ей хотелось прильнуть к демону.

– Ты спасла жизнь Мэнди, а ответственность за большую часть магии лежит на мне.

– Они ни за что мне не поверят, если я так скажу. И подумают, что я тебе приказала, а тогда… тогда… – Мона всхлипнула, изо всех сил стараясь не заплакать. – Они отнимут у меня куда больше, чем способность колдовать.

– По-твоему, они пойдут против слова архидемона? – В его голосе прозвучали чуть ли не веселые нотки. Мона в замешательстве подняла голову и взглянула на него. – Что такое? – спросил Бальтазар.

– Зачем тебе это делать? – прошептала она, и он тут же растерянно наморщил лоб.

– Мы все дадим показания, Мона. Я, и… Бен, и Борис, несомненно, тоже, так что…

– Но ведь так ты от меня избавишься. – Она не хотела, чтобы так прозвучало, но не сумела справиться со страхом, и фраза просто сорвалась с языка. Мона так давно несла груз этой тревоги. Она доверяла ему, верила в его доброту, но не знала, как он к ней относится. Бальтазар наконец добился желаемого. Это шанс. Зачем ему такая невольная игрушка, далеко не настолько забавная, чтобы она того стоила – тех проблем, которые доставляла Бальтазару. При наличии сделки, вероятно, лучше, чем ничего, да? Но так? Зачем? Так он бы никогда не оказался в ее постели сегодня ночью. Совершенно точно нет.

Бальтазар сильнее сжал ее плечи, а его взгляд стал строже, почти сердитым. На лбу образовались складочки, и она увидела, что архидемон крепко стиснул зубы. Он собирался что-то сказать, уже открыл рот, а потом помотал головой и глубоко вздохнул. И с недовольным видом явно искал правильные слова. В этом не было необходимости, Мона смирилась со своей участью. Она привыкла к неудачам, любой момент счастья уничтожало большее несчастье. В этом нет его вины, ни в ее судьбе, ни в том, что она в него влюбилась. Мона улыбнулась ему как ни в чем не бывало, однако он выглядел почти грустным.

– Мона, почему ты так говоришь? – спросил он хриплым голосом и убрал прядь волос с ее лба. Она не могла отвернуться, в его взгляде таилась горечь, очень похожая на тяжесть у нее в груди. Бальтазар вновь нагнулся к ней. А когда он нежно накрыл ее губы своими, в этом жесте сквозила незнакомая ей до