Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По информации советского дипломата-перебежчика Г. И. Беседовского, в Спецотделе Г. И. Бокия создавалась и применялась техника для прослушивания разговоров, но не по телефонным линиям, как это делало ОПС в отделе К. В. Паукера, а в помещениях служебных кабинетов, квартир и дач «ответственных» работников.
Специалисты НКВД создавали многочисленные системы прослушивания, с помощью которых собирали компрометирующий материал на всех, кто интересовал Г. Г. Ягоду. Для этого в Германии закупали огромное количество систем для прослушивания. С начала 1920-х годов по 1937 год НКВД установил несколько сотен тысяч микрофонов в рабочих кабинетах руководителей разного ранга. Микрофоны устанавливали и в зданиях, где они проживали.
Известный «Дом правительства» в Москве, где жило много наркомов и их заместителей, был буквально весь «нашпигован» микрофонами. А в гостинице «Москва», в которой обычно размещались важные гости и делегаты съездов партий и конференций, было размещено целое подразделение НКВД, осуществлявшее круглосуточное прослушивание любого помещения этого огромного здания. За этот период было использовано более двадцати тысяч километров проводов для подключения микрофонов. Благодаря Г. Г. Ягоде система управления прослушиванием стала фактически второй системой связи в СССР.
Для ее организации производственных мощностей СССР было недостаточно. Начались крупные закупки спецтехники за рубежом. Обычно они оформлялись в виде заявок от НКС. С 1924 года ответственным за закупки был З. И. Волович, который впоследствии стал заместителем начальника ИНО НКВД. Он также входил в состав руководства НКС.
Конечно, для организации прослушивания нужна была регистрирующая аппаратура — магнитофоны, а их в СССР не изготовляли. Количество магнитофонов, которое заказывалось НКС у немецких фирм, сначала насчитывалась тысячами штук, а затем — десятками тысяч.
Г. Г. Ягода создал, как он выразился во время допросов, систему пирамид прослушивания, огромное «советское ухо», которое слышало любой, даже слабый «шепот» недовольства. А поскольку это «советское ухо» было в основном создано на базе немецкого оборудования, то возникло не меньшее «немецкое ухо», которое, в свою очередь, внимательно прослушивало «советское ухо».
Конечно, такой всеобъемлющий контроль требовал значительных человеческих ресурсов. НКВД мудро решил использовать сотрудников НКС как внештатных сотрудников НКВД. В статистических отчетах, опубликованных в то время, сообщалось о резком увеличении численности НКС. Пресса объясняла это беспокойством правительства о советских людях, которым необходима современная связь в любое время.
Грандиозное строительство «советского уха» не обошлось без чуткого руководства партии. Во время строительства московского метро Л. М. Каганович неусыпно контролировал создание подземных контролирующих центров, которые могли функционировать при любых бомбардировках, поскольку под землей находились основные кабели и распределительные устройства связи.
Когда после ареста Г. Г. Ягоды И. В. Сталину показали помещение, где хранились записи телефонных разговоров сотен тысяч советских граждан, он был потрясен размахом этих работ. Г. Г. Ягода был новатором применения самых последних достижений техники. Хотя у него было неоконченное среднее образование, он любил пощеголять своими техническими знаниями перед учеными. По его требованию ИНО НКВД предоставлял ему необходимую для него техническую информацию о последних мировых новинках спецтехники, а часто и сами новинки, если удавалось где-то их добыть. В архивах Г. Г. Ягоды можно было найти практически все сведения о многих советских людях, вплоть до слухов и интимных подробностей. На допросах он сказал: «Я знал все в СССР, или почти все. Я научил всех и вся подслушивать и видеть».
Точные данные об «империи прослушки» Г. Г. Ягоды получить никто не смог: ни о технических особенностях построения этой «империи», ни о том, у кого конкретно за рубежом покупали спецтехнику. В помощь для рассмотрения дела Г. Г. Ягоды был привлечен Яков Исаакович Серебрянский (1891–1956), который был ближайшим помощником разведчика Сергея Михайловича Шпигельгласа (1897–1941), принимавшего участие в закупках спецтехники. Я. И. Серебрянский обнаружил в записанных телефонных разговорах интимные переговоры Н. И. Ежова и К. В. Паукера, которые подтверждали, что они находились в гомосексуальной связи, и доложил об этом И. В. Сталину. Н. И. Ежов на допросах детально рассказал об этом и о других своих партнерах.
Интересный факт: в соответствии с действующим в те времена законодательством СССР Н. И. Ежова должны были осудить также и за гомосексуализм. Однако И. В. Сталин дал указание не рассматривать эти поступки Н. И. Ежова. По-видимому, не хотел распространять информацию о гомосексуальных связях в руководстве страны. Вероятнее, не хотел, чтобы его тоже заподозрили в причастности к таким мужским «забавам», поскольку за полтора года «Большого террора» Н. И. Ежов более тысячи раз бывал у И. В. Сталина, то есть по два-три раза в день. А иногда И. В. Сталин ночью подвозил наркома на его дачу.
Вождь, напуганный темой гомосексуализма и вероятностью того, что могут раскрыться его интимные разговоры по телефону, подслушанные командой Г. Г. Ягоды, приказал расстрелять всех, кто был причастен к расследованию дела о прослушивании телефонных разговоров, и в первую очередь Н. И. Ежова, а затем Я. И. Серебрянского и С. М. Шпигельгласа и многих технических работников. Тем более что в документах Н. И. Ежова при обыске обнаружили материалы, которые могли скомпрометировать И. В. Сталина тем, что подтверждали факт его работы на царскую «охранку». Вождь всеми доступными способами спасал свою репутацию, несмотря ни на какие жертвы и преданность его соратников!
По его указанию большая часть материалов из архивов Г. Г. Ягоды была уничтожена. Техническое обслуживание «советского уха» фактически прекратилось, поскольку много инженеров, которые занимались этим, были расстреляны или арестованы.
Так началась грандиозная «чистка»: уничтожали всех, кто знал хотя бы что-либо об этом проекте, а также о людях, которые отвечали за правительственную и засекреченную связь в СССР. Ближайшие соратники И. В. Сталина Л. М. Каганович, К. Е. Ворошилов, С. М. Буденный, напуганные такой своеобразной формой технического заговора, в резкой форме потребовали расследовать деятельность сотрудников всех организаций, которые занимались вопросами связи, ее защиты и контроля.
16 февраля 1937 года был осуществлен первый арест — помощника начальника 6-го отделения 2-го отдела ГУГБ И. В. Винецкого. Выпускник одного из немецких престижных институтов, инженер, связист-технолог широкого профиля, знаток трех иностранных языков был объявлен шпионом по подозрению, что, находясь за рубежом, он получал ценные подарки, покупал не ту техническую аппаратуру, даром тратил государственные деньги, неверно устанавливал технику, не защищал членов правительства от «прослушки».
Вот как об этом написал 22 марта 1937 года Н. И. Ежов в своей докладной записке И. В. Сталину (АП РФ Ф. 3, Оп. 58. Д. 250. л. 116а–116б):
«НКВД № 56360. Направляю 4 протокола допроса арестованного работника Оперативного отдела ГУГБ инженера Винецкого Игоря Васильевича.