руками, затем подключил рот, после чего уже я подключила руки и рот. За исключением того раза с веерами и трусиками со стразами, мы никогда такого не делали. Я приспособилась к режиму сна Грея так же легко, как приспособилась к Мустангу. Пару дней и все.

Но если Грею не спалось, я не собиралась жаловаться, раз он собирался справляться с бессонницей таким способом.

Я переместилась по его телу, он сдвинул ноги так, чтобы они оказались между моими, и я оседлала его. Одна его рука обвилась вокруг моей талии, двигая меня вниз, другая погрузилась в мои волосы, он приподнял бедра, наши губы соединились, мой язык скользнул ему в рот, а его — в мой.

О, да.

Затем он перекатил нас, не размыкая губ и тел, его бедра начали двигаться, быстро, жестко, глубоко.

О, да.

Он был почти на краю и намеревался утянуть меня за собой. Мне нравилось, когда он становился таким, — управляемым, на грани потери контроля, — и мне нравилось, что это я делала его таким.

Затем откуда-то издалека в ночной тишине я услышала звук, похожий на выстрел из дробовика.

Голова Грея взлетела вверх, на полсекунды он замер, затем выскользнул из меня, перекатился и спрыгнул с кровати, рявкнув:

— Бл*дь.

— Что это было? — прошептала я, хотя и так знала. Грей рассказал мне о спрятанном в конюшне дробовике.

— Айви, звони в 911, — приказал Грей, натягивая джинсы.

— Что?

— Звони в 911, — повторил Грей, наклоняясь и хватая свою футболку. В темноте я увидела, как его голова повернулась ко мне, и он продолжил: — Быстро.

Я резко вышла из шокового оцепенения, перекатилась к его тумбочке и схватила телефон.

Грей натянул ботинки и выбежал за дверь.

— Черт, черт, черт, — зашептала я, в темноте набирая номер, затем спрыгнула с кровати и начала искать ночную рубашку и трусики.

— 911, что у вас случилось?

— Это Айви Лару. Я на ранчо Коди, недалеко от пятьдесят седьмой улицы к западу от Мустанга. К нам кто-то проник.

Отвечая на вопросы оператора, я зажала телефон между ухом и плечом, натянула трусики, а затем неловко нацепила через голову коротенькую красную атласную ночнушку, когда увидела это.

Странное свечение, мерцающее в открытом окне.

Глядя на него, я моргнула, и тут до меня дошло, что означают этот оттенок и мерцание. Бросившись к окну, я увидела, что конюшня в огне.

— О Боже! — воскликнула я, обрывая речь оператора, и устремляясь обратно через комнату к джинсам. — Сообщите в пожарную службу. У нас горит конюшня. Там двадцать лошадей! Быстрее!

Затем, даже не выключив телефон, я бросила его на кровать, натянула джинсы, застегнула их, но не стала возиться с пуговицей. Выбежав из комнаты, спустилась по лестнице, устремилась на кухню к задней двери, где натянула резиновые сапоги на голые ноги. Затем выскочила во двор.

Я без колебаний бросилась через лужайку к горящему строению, даже когда увидела, как Грей вывел двух лошадей, хлопнул одну по крупу, и обе поскакали к открытому загону.

Грей заметил меня и, на бегу обратно в конюшню, крикнул:

— В дом!

А потом исчез в горящем здании!

Грей там.

Как и наши лошади.

Я кормила этих лошадей, поила, некоторые даже тыкались носом мне в шею.

И мой любимый мужчина, которого у меня отняли семь лет назад, тоже был там.

И вновь я не колебалась.

Вбежала в конюшню.

Языки пламени лизали все вокруг, и если бы я дала им шанс, они бы меня напугали.

Так что я не дала им такого шанса.

Было жарко, жарче, чем когда-либо мне доводилось испытать. Дым был густым. И один лишь треск горящего дерева приводил в оцепенение. Жар мог сжечь меня, дым — задушить, и только мысль об этом могла парализовать.

Так что я не думала.

Грей больше не выводил лошадей, он просто открывал стойла, вбегал в них и кричал: «Хей-йа!»

Как только он увидел меня, прорычал:

— Айви, убирайся отсюда!

Проигнорировав его, я бросилась через сарай и сделала то, что делал он. Отперла закрытое стойло, и, к счастью, лошадь помчалась в безопасное место, не дожидаясь, пока я на нее крикну. Затем снова в следующее стойло и в следующее. Лошадь в четвертом стойле, одна из тех, что была беременной, выпучив глаза и бешено ими вращая, жалась к стене, в панике поднимаясь на дыбы и молотя воздух передними копытами. Я вспомнила, как Грей учил меня ни в коем случае не находится позади лошади, а из-за ее передних копыт я никак не могла подступится к ней спереди, поэтому осторожно приблизилась к ней сбоку, положила руку ей на ребра, подталкивая в направлении выхода, шлепнула по крупу и, как Грей крикнула: «Хей-йа!»

Потребовалось три шлепка, а потом она ускакала.

Я успела выпустить еще одну лошадь, прежде чем в мой мозг проникли ужасающий звук ломающегося дерева и испуганное ржание запертых лошадей, и до того, как я смогла найти Грея, он нашел меня. Крепко схватив за руку, он потащил меня к открытым дверям конюшни.

Не успели мы добраться до входа, как задняя стена рухнула, и я не смогла сдержать испуганного крика, услышав гулкий грохот и почувствовав силу воздушной волны и жара, отбросившие мои волосы вперед.

Но в той стороне нас уже не было. Мы находились в пятнадцати футах от входа, потом в десяти, потом в пяти, а потом выбежали наружу. Гораздо более прохладный летний воздух ударил меня, как пощечина, и я глотала его свежесть, пока Грей продолжал уводить нас прочь от конюшни.

Остановившись, он дернул меня за руку, и я взглянула в его испачканное сажей лицо.

— Нам нужно загнать лошадей в загон. Они напуганы. Будь осторожна. Не подходи к ним, пока не почувствуешь, что можно. Загоняй их внутрь издалека хлопками, криками, чем угодно, но если они напуганы, держись подальше. Поняла?

Я кивнула.

Он отпустил мою руку и исчез. Осмотревшись, я увидела кругом лошадей. Я направилась к одной, а Грей к другой. К той, на которой часто ездил, своему жеребцу, белому с большими коричневыми пятнами, по кличке Ансвер (прим.: в пер. с англ. Answer — ответ, решение).