– В ворона. Мы знаем. – Слепой протянул собеседнику кружку воды. – Видели, как прилетели птицы. Девчонка не умерла, если ты об этом. – Ример напился. Слепой скептически оглядывал его. Белые глаза напоминали подтаявший снег. Светлые. Прозрачные. Сверкающие. Затем взял кружку из рук раненого, поставил её рядом и продолжил: – Ты жив потому, что она любит тебя, других причин нет. Так расскажи, почему она проткнула тебя ножом? Ты причинил ей боль?

– Никогда. Я бы никогда не навредил Хирке. Мы были… Мы… – Ример запнулся, откинул голову назад на то, что принял за зелёную подушку, но невольно улыбнулся, поняв, что это мешок дочери целителя.

– Не обязательно рассказывать, чем вы занимались, имлинг, я это давно учуял. Почему она ударила тебя?

Ример помедлил. Он не знал ответа и мог только гадать.

– Потому что у меня в горле было вот это, – он отбросил клюв в сторону. – Это клюв ворона, который может…

– Я знаю, что это такое. Я достаточно стар и участвовал в войне.

Ример засмеялся и тут же сморщился от пронзившей живот боли. Поднял голову, чтобы взглянуть на рану, но не заметил признаков ухудшения и откинулся назад.

– Она ударила меня ножом, потому что я оказался бесполезен. Хуже, я стал рабом Грааля, оружием, которым он мог воспользоваться. Против неё. Против всех. Хирка поступила совершенно правильно. Она сделала то, что было необходимо.

Свартэльд гордился бы ею.

– Я тоже так думал, – ответил слепой. – Но мне нечасто доводилось видеть такие удачные ножевые ранения. Рыжая целительница неплохо разбирается в том, как разные органы расположены под кожей, да?

Ример приподнялся на локтях. Движение вышло на удивление безболезненным. Трупорождённый был прав. Хирка знала, куда наносить удар. Если бы она хотела, то убила бы беззащитного юношу. Он посмотрел на клюв.

– Говоришь, она сделала меня свободным?

– Она всех нас сделала свободными, – пожал плечами слепой.

Ример сел и попробовал покрутить шеей. Она ответила чудесным щелчком.

Свободен.

Он был связан с того момента, как принял клюв. Жил с постоянным осознанием того, что осуждён на смерть. Что Грааль может в любой момент воспользоваться рабом. Придать ему нужную форму. Заставить его. Или убить, если всё остальное не выйдет.

Теперь уже нет. Больше никогда.

Ример сделал глубокий вдох. Воздух беспрепятственно стёк по горлу и разлился в груди.

Бывший раб, бывший Колкагга, бывший ворононосец почувствовал себя свободнее, чем когда бы то ни было. Ему ничто больше не помешает. Он стал сильнее.

Он любит Хирку. Больше жизни.

Ример встал. Слепой посмотрел на него. Судя по всему, он думал, что раненый упадёт.

Новый мастер Колкагг посмотрел на свои руки. Раскрыл ладони, сжал в кулаки. Он чувствовал себя сильным. Благословлённым. Смертельно опасным. Сила свободы пульсировала в его венах обещанием того, на что он теперь способен.

Он не мёртв, он жив. И является Колкаггой. Тем, что осталось от чёрных теней. Наследником Свартэльда.

Ример протянул слепому руку. Тот встал и взглянул на раскрытую ладонь так, будто был не вполне уверен, что с ней делать. Но всё же пожал её.

– Меня зовут Ример.

– Меня зовут Колайль, – ответил чудовищный собеседник и обнажил клыки. Насколько юноша понял, эта гримаса являлась попыткой улыбнуться. – Я видел тебя на поле боя. Ты многое способен выдержать и многое можешь совершить.

Ример взглянул на слепого и попробовал на вкус холод собственной улыбки.

– Ты видел лишь начало.

Хирка повернулась спиной к зрителям и пошла по улице Даукаттгата. Скоро разойдутся слухи о рыжеволосой девочке, которая упала с неба и не разбилась, а теперь бродит по Маннфалле в одном свитере. Они дойдут и до ушей Совета. И Даркдаггара.

Хирка понимала, что следовало поторапливаться, но не могла убедить себя в том, что у неё мало времени. Мир казался наполненным впечатлениями. Она всё видела впервые. Чувствовала запах Потока. Где-то он был сильнее, где-то слабее. Сеть, подобная переплетению корней в земле. Хирка шла, пока не закончились вымощенные камнем улицы. Пока не добралась до ветхих домов, жавшихся друг к другу. И там появилось ощущение, что она находится в нужном месте.

Девушка протиснулась между двумя хижинами в проулок, где пахло гнилью. Возле старой городской стены кто-то сложил дрова. Хирка раздвинула поленья и обнаружила за ними каменную кладку.

Серые истёртые булыжники местами покрылись жёлтым мхом и казались хрупкими, несмотря на то что стояли здесь с незапамятных времён. Они выглядели словно полупрозрачными. И такими непрочными, что достаточно было всего лишь…

Хирка подняла руку и едва приложила ладонь к стене, как оттуда полилась вода. Затем погрузила пальцы во влажный камень и стала растягивать, как горячую глину. Поток сгущался вокруг кожи и защищал её от возгорания. Или не защищал? В любом случае это была всего лишь боль, простая и понятная.

Девушку трясло от чистой и дикой силы. Расплавленный камень капал с пальцев. Невозможный текучий жар. Как тот, что дарил Ример. Хирка посмотрела вниз. Ручейки вороньей крови засохли на ногах. Какая-то её часть знала, что ничего уже не будет как прежде. Подобные действия были невозможны в этом мире. Дитя Одина стала подобна Хлосниану, только инструменты ей не требовались. Слеповство. Потоковство. Кто она? Заклинательница камней. Потокоплёт.

И что сумеет сделать, когда Поток станет по-настоящему сильным?

В нас течёт кровь первых.

Мы можем плести Поток.

Хирка протолкнула внутрь то, что осталось от больших и тяжёлых камней, заползла в отверстие в стене, протянула руку назад и подтащила к дыре столько дров, сколько получилось. После этого уложила на место булыжники. Скрыла следы, как сумела.

Стало темно, хотя это было скорее знанием, так как всё вокруг по-прежнему осталось хорошо видно. Узкая дорога между стенами вела вниз, и Хирка шла по ней, пока не добралась до большого пролома, через который пролезла в узкий туннель. Она больше не боялась тесных помещений, так как приняла рождение от земли. И от ворона.

Вскоре путница оказалась в пещере, где камни свисали с потолка и образовывали огромный круг. Зеркальное отражение круга воронов на поверхности земли.

Трое охранников вскочили на ноги, не желая предстать перед Хиркой сидящими. Умпири оставались Умпири, падшие они или нет.

Пленники со связанными руками и ногами лежали вдоль стен или привалились к ним. Кто-то заткнул рот Скерри полотенцем. Нетрудно догадаться почему.