– Готово.

– Быстро отбегай и падай.

Пасть с моей стороны приоткрыта. Я молча показываю на нее Эйнштейну. Он показывает мне, мол, у него точно так же. Червягу сотрясает дрожь: видать, ощутила что-то, но двинуться не может. Гранаты мы закидываем по сигналу, синхронно. Сразу две в связке: выдернули чеки у обеих – и в ротовое отверстие.

Бежать и падать, закрыв голову руками.

Все это я делаю механически. На то, что могу сдохнуть прямо здесь и сейчас, плевать. Совсем плевать.

«Трубу» разрывает с двух концов, хвостов больше нет, но середина конвульсивно дергается, поднимая волны. Снова подбежав, кидаем внутрь еще по паре гранат. Ошметки и брызги. Мелкие куски разлетаются по берегам, крупные опускаются на дно. Все?

Нет! Вот неожиданность – всплывает новая червяга! По всей видимости, родственница первой, меньше раза в три, но лишь по размерам, а не по степени опасности. По опасности как раз больше. Мечется по реке и наконец обнаруживает нашу маленькую флотилию. Маломерные суденышки для нее – на один зуб. А в пасти у нее этих зубов – два ряда по полсотни в каждом. Неужели конец?

На нос флагманского катера поднимается Дракула. Мальчик-акула уже снял все с себя, оставшись в одних трусах. Впервые вижу, как он улыбается, показывая челюсть с зубами. Многоуровневая, многозубая пасть – на зависть монстрам из фильмов ужасов. Очень впечатляет. На ребрах у него жабры, кожа покрыта малюсенькими чешуйками. Между пальцев ног – перепонки.

Дракула прыгает в воду и сразу уходит вглубь. Его долго нет. Вода бурлит, поднимаются из воды черные кольца и падают обратно. А потом червяга всплывает с распоротым брюхом – без хвостов…

На берег мальчик выбирается, держа в руках нечто, похожее на голову. Это и есть один из хвостов – с пастью на конце. И голова эта взрезана по окружности, вернее сказать, откушена… трудно объяснить. В общем, акульи зубы прошлись по телу червяги, как ножницы, отделив голову от тела, примерно так.

Дракула виновато объясняет:

– Вторая голова утопла.

Мы возвращаем героя на борт. Битва закончена…

Пройдя сталелитейку, огибаем Сити. Мосты – это настоящий геморрой, особенно пешеходные. Эйнштейн их боится до дрожи, и правильно делает, весь сталкерский опыт восстает, все чувства трубят: обойди! Нельзя под ними. Перед каждым мы надолго задерживаемся, изучая проход. Эйнштейн даже освободил одну из лодок, рассадив людей по другим, хотя некоторые посудины и без того перегружены. Эту пустую лодку он использует как «отмычку», пуская впереди себя под мостами.

Решение правильное. Именно под одной из таких пешеходных арок, на удивление хорошо сохранившихся, на пробную лодку что-то налипает. Что-то, похожее на плесень, белесое и волокнистое. Быстро поднимается по бортам, расползается по палубе, уходит в рубку и вглубь, в каюту… Лодка останавливается, хотя течение должно нести ее дальше. Так и стоит под мостом, проросшая невесть чем. Не разваливается, не пожирается, просто стоит. Может, конечно, эта гадость и безопасна, но нервы у нашего командира не выдерживают.

Надрываясь и корячась, мужчины вытаскивают наши плавучие гробы из реки и волокут их по берегу, обходя препятствие.

Лишних лодок больше нет, а перед нами – последний из городских мостов. Прутики и веточки, пущенные Эйнштейном, проплывают благополучно. Я ощущаю некое неудобство, разглядывая пространство за аркой, и говорю об этом боссу. Он жалобно смотрит на меня:

– Есть опасность?

– Вроде нет. Но аномалия есть.

– Под мостом?

– Сразу за ним.

– Ты бы рискнул? Двигаемся или как?

Устал Эйнштейн, даже его стержень гнется.

– А чего не рискнуть, – говорю. – Ведь не кем-нибудь, а собой, это можно.

Едва выходим из-под моста, как тяжкая судорога сотрясает наш катер. Под днищем скрежещет, борта стонут. А главное – он вдруг поднимается, поднимается… кренится набок… что это?

– «Твердая вода»! – кричит Эйнштейн назад, другим лодкам. – Всем замереть!

«Твердая вода»… Еще один кошмар Зоны материализуется. На Земле вода существует в трех агрегатных состояниях: лед, пар и жидкость, но в Зоне люди познакомились и с четвертым, которое назвали твердым. Лед – это тоже твердая фаза, но плотность его даже меньше, чем у просто воды. Здесь же речь идет о внезапном увеличении плотности раза в четыре: из воды становится возможным лепить, ее можно резать. Ясно, что изменение структуры столь привычного нам вещества вызывается резким повышением внутреннего давления, но где источник этого давления? И какой фактор вызывает фазовый переход? Аномалия – она и есть аномалия.

Большая редкость, кстати. За кусок «твердой воды» сталкерам платят хорошую монету, нам невероятно повезло.

Хорошо, катер не расплющило, а то ведь запросто могло. Нас просто выталкивает на поверхность и опрокидывает. Кто сумел зацепиться и не свалиться за борт, тот выжил, а кто не сумел… «Твердая вода» в реке нестабильна и неоднородна – спрессовывается, разжимает пресс и снова застывает. Плюхаешься, как в прорубь, а через секунду ты уже раскатан в лист толщиной с пару молекул. Это, ребята, страшнее, чем «давилка», хотя, казалось бы, куда уж страшнее.

Жаль красотку Бел, она стояла у самого борта. Кто теперь будет заботиться о боссе?

Катер ходит ходуном, гарцует, как необъезженный жеребец, долго так не продержаться. А еще течение, преодолевая неожиданную затычку, пошло поверху и сбоку, быстро выплескиваясь из берегов.

Нас успевают вытащить наверх, на мост. И первый, кто оказывается на мосту, кто схватил ремни и бросился на помощь, – Носорог. Это с последней-то лодки! Второй – мой отец. Прибежал с телом мамы в руках, расстался с ним на минуту, только чтобы спасти сына…

Похватав из лодок, что возможно, мы уходим от этого места. Речная часть путешествия закончена.

* * *

Идем, от реки не отдаляясь, это самый удобный путь к пансионату, конечной нашей точке. Эйнштейн решил дать себе отдых, осознав наконец, что даже он может уставать, так что группу ведут по очереди два проводника из числа активных сталкеров, хорошо известных в городе: Колорадо и Унтерменш. Направление задано, проводники по очереди сменяют друг друга. Оба – со сложенными парашютами на спинах. Эйнштейн настоял. Это в придачу к пробникам и маркерам. Вообще с экипировкой относительный порядок: все, что унесли с телестудии, потом попало в лодки, а уже с лодок было спасено по максимуму.

До настоящих лесов еще топать и топать, но городской ландшафт уже прочно сменился сельским: луга, заросшие не пойми чем, рощицы, состоящие из деревьев, которые только издали кажутся обычными.

Вот из такой рощицы, близко подступившей к берегу, и выдвигается группа спецназа численностью до взвода.

Это так обидно, так несправедливо – практически в конце маршрута, после стольких напастей и горестей! – что папы «детей сталкеров», мгновенно озверев, чуть не кидаются врукопашную. Усталость у всех нас давно перевалила за пределы возможного. Однако столь же быстро мужчины берут себя в руки. Все они сталкеры, а значит, терпение, расчет и собранность – их вторые имена. Ими даже командовать не надо. Детей и баб – в круг, мордой в землю; самим – тоже залечь и изготовиться к бою.