сторону хребта и, встретив непроходимую местность, возвращались обратно, пока наконец не напали на истинный путь. По нему они проехали верст шестьдесят до выхода из Алтынтага. Судя по приметам, этот путь лежал ущельем реки Курган-Сай, где Пржевальский проходил в 1877 году, что и подтвердилось впоследствии.

Удача вновь улыбнулась Николаю Михайловичу. Найденная тропа через Алтынтаг открывала двери в бассейн Тарима, а именно в ту его часть, где еще не бывали европейцы со времени знаменитого Марко Поло. По возвращении оба улан-гаджирских проводника были отправлены обратно с приличным вознаграждением за свои услуги.

«Мы остались одни среди дикой пустыни и на предстоящей зимней экскурсии должны были сами разыскивать для себя путь. Впрочем, дело это было привычное, а зимой, когда можно возить запас льда, даже не особенно трудное»[137]. Так и хочется добавить — для кого как!

На складе в урочище Чон-Яр под руководством Иринчинова были оставлены шесть казаков и переводчик Абдул Юсупов — они должны были присматривать за верблюдами и багажом. Оставляемые казаки, несмотря на более легкое поручение, сильно завидовали своим товарищам, которые шли в поход. Караван на предстоящую экскурсию был сформирован небольшой: 25 верблюдов, четыре верховые лошади и десятка полтора баранов для еды; в багаж взяли только самое необходимое и запас еды на два месяца.

19 ноября Пржевальский тронулся в путь, лежавший к западу по обширной, из глаз уходившей долине, названной им впоследствии из-за постоянных ветров и бурь Долиной ветров. «Долина ветров весьма замечательна тем, что здесь, как оказалось, пролегает лучший и наиболее короткий путь из южных оазисов Восточного Туркестана через Цайдам в Западный Китай»[138].

Отсюда, через ущелье реки Зайсан-Сайту, караван начал подниматься в горную часть Тибета. Это ущелье перерезает пополам гряду огромных гор. Хребет, тянувшийся от Зайсан-Сайту на восток, к Цайдаму, Пржевальский назвал Цайдамским[139].Сплошь покрытый вечными снегами хребет, идущий от Зайсан-Сайту на запад, он назвал Московским, а самую высокую его вершину — горой Кремль. Дальше к югу параллельно Цайдамскому высился перед первопроходцами новый огромный хребет, названный хребтом Колумба.

Жителей в этих горах вообще не встречалось, но везде в ущельях находились следы недавних стойбищ туркестанцев. По свидетельству Пржевальского, они приходили сюда летом, украдкой от китайцев, из ближайших оазисов Таримской котловины и занимались добычей золота.

Через два перехода путешественники взошли на плато Тибета. Дорога пролегала на высоте 13 800 футов. Обширная широкая равнина раскинулась теперь перед ними и уходила к востоку за горизонт. С севера ее резко окаймлял хребет Колумба. На юго-востоке и юге виднелись в беспорядке набросанные холмы и гряды невысоких гор; за ними выглядывал своими снеговыми вершинами громадный хребет, впоследствии названный именем великого путешественнника — хребет Пржевальского[140]. Изначально Пржевальский назвал его хребтом Загадочный, а видневшуюся вдалеке огромную, похожую на меховую шапку вершину — Шапкой Мономаха[141].

Посреди равнины раскинулось большое озеро, к удивлению путешественников еще не покрытое льдом. Озеро это Пржевальский назвал Незамерзающим. Подойдя к его берегам, путешественники убедились, что озеро соленое, однако неподалеку удалось разыскать несколько замерзших ключей. Корма для животных в округе практически не нашлось, животные страдали от голода и холода. Несколько еще уцелевших баранов до того изголодались, что рвали клочьями и жадно ели шерсть с уложенных на ночь верблюдов.

Осмотрев в подзорную трубу окрестности, исследователи поняли, что дальше пройти нельзя: местность явно была непроходима для измученных животных. Решено было вернуться с плато Тибета в Долину ветров и продолжать путь к западу от реки Зайсан-Сайту.

Уже в первой половине декабря ночные морозы четыре раза превышали −30°; вскоре затем усилились до замерзания ртути. леденящий ветер, исключительно западный, постоянно дул навстречу; выпадавший иногда небольшой снег еще более усиливал стужу. Нередко случались бури.

Идти вниз по Долине ветров было гораздо легче уже потому, что постоянный западный ветер дул в спину, солнце хоть сколько-нибудь грело навстречу, и не требовалось уже делать съемки. Однако короткие зимние дни и усталость лошадей не позволяли двигаться большими переходами. Погода по-прежнему стояла очень холодная; но 25 и 26 декабря атмосфера наполнилась густой пылью, принесенной, вероятно, бурей, разразившейся в котловине Тарима. Пыльная буря имела неожиданный эффект — нагретая солнцем пыль принесла потепление, которое закончилось, едва буря прошла.

Вернувшись к реке Зайсан-Сайту и двинувшись вниз по течению, на ее берегах путешественники встретили новый 1885 год. На следующий день Пржевальский отправил двух казаков с несколькими вьючными верблюдами в урочище Чон-Яр. Оставшиеся путешественники предприняли непродолжительную экскурсию по реке Хатын-Зану, чтобы выяснить окончательное расположение окрестных ей хребтов и проследить расположение реки. После этого и оставшаяся часть отряда вернулась в урочище Чон-Яр, где 11 января их ожидала радостная встреча.

В этот зимний поход в Тибет за 54 дня члены отряда прошли 784 версты и обследовали один из самых неведомых уголков Центральной Азии.

У оставшихся казаков все обстояло благополучно: нападений не было, все были здоровы, скот отдохнул и откормился. По возвращении члены зимнего похода с удовольствием привели себя в порядок — подстриглись, умылись, отведали лучших продуктов из своих запасов. Все минувшие трудности теперь казались неважными, оставив лишь грандиозность совершенного, а новый путь волновал кровь.

Отдохнув всего каких-то трое суток (и при этом занимаясь подготовкой к следующему этапу путешествия), экспедиция покинула свой опорный пункт и двинулась на север новым путем к знакомому уже Лобнору. Пройдя вдоль хребта Алтынтаг и сочтя переход со стороны плато Тибета на перевал к Лобнору «совершенно незаметным», через 26 верст от начала спуска путешественники вышли на покатую равнину к истоку реки Курган-Булак. Это было то самое место, через которое пролегал путь Пржевальского в январе 1877 года. Дорога отсюда к Лобнору была ему уже известна. «Несмотря на то что с тех пор минуло уже восемь лет, еще хорошо сохранились следы нашей юрты и лежбищ верблюдов; целы были уголья нашего костра и даже оставшиеся тогда дрова».

На самом Лобноре еще лежал сплошной лед более фута толщиной. Замерзшая полоса чистой, не поросшей тростником воды, протянувшаяся вдоль южного берега озера и имевшая в 1877 году от одной до трех верст в ширину, теперь стала более чем на половину уже из-за общего уменьшения воды в Лобноре. Здесь исследователи с радостью увидели первых вестников ранней весны — небольшое стадо уток и две стайки лебедей. Люди же еще не показывались, хотя временами из тростников поднимался дым чьих-то костров.

Как оказалось, лобнорцы заметили чужаков, но, не зная, кто идет к ним, попрятались в тростниках. Подозревая это, Пржевальский послал с последней ночевки вперед переводчика Абдула и урядника Иринчинова (бывших с ним в 1877 году на Лобноре) в деревню Абдал, резиденцию