– Я не Сашка Громыхала, но попробую, – пожал плечами Шальнов и вновь кивнул за перевал. – Дуй, говорю, к горе, капитан!

Неуклюже топая по насту и часто оглядываясь, Савелов спустился к утесу. Шальнов тем временем начал устанавливать мины в расщелинах скал по обе стороны седловины. Вкрутив в мины взрыватели, он прикрепил на них по упаковке пластидной взрывчатки и потянул под перевал две жилы бикфордова шнура.

Убедившись, что огонь от покрытой парафином спички побежал по шнурам, он схватил рюкзак и, кувыркаясь, скатился по перевалу вниз. Несколько ударов, слившихся в один мощный взрыв, застали его на полпути между утесом и седловиной перевала.

Огромной силы взрывная волна, накатившаяся вперемешку со снежным вихрем, скрыла Шальнова от наблюдающего за происходящим из-за утеса Савелова. Вслед за взрывами на седловину с двух сторон с оглушительным грохотом обрушились снежные лавины с сорванными с утесов многотонными каменными глыбами и, как пробкой, закупорили перевал.

– На лошадях Абдулло здесь теперь не прорвется, а на своих двоих им за нами не угнаться, да и не любят они соваться на ледники, – сказал появившийся перед Савеловым, как черт из табакерки, Шальнов. – Так что ноги в руки, капитан, и бегом вперед!

Проваливаясь через тонкий наст и оскальзываясь на многочисленных буграх, они, не оглядываясь, пошли на север. Туда, где сверкали алмазными гранями снежные вершины Памира…

* * *

Река то широко растекалась по отмелям, то шумно бурлила между тесно сомкнувшимися скалами ущелья. Большой плот на удивление маневренно обходил торчащие тут и там из пенной воды каменные глыбы. Временами он ровно плыл по стрежню реки, иногда уходил к берегам под тень буйной растительности. Ловко орудуя вытесанным из бревна рулевым веслом, старик переходил с одной стороны плота на другую, направляя его по только ему известному фарватеру. Время от времени он покрикивал на курдючных овец, нарушающих его равновесие и постоянно сбивающихся на одной стороне плота у копны сочной зеленой травы, под которой были укрыты люди…

Ненавязчивую красоту прибрежной природы вдруг нарушили остовы нескольких торчащих из воды грузовиков, бронетранспортеров и даже опрокинутый танк с разорванными гусеницами. Сарматов, лежащий под копной рядом с прикованным к нему американцем и наблюдающий за рекой сквозь щели в досках ограждения, сказал:

– В восемьдесят втором здесь велись жестокие бои с Хекматиаром.

Американец кивнул. По всему было видно, что он тоже об этом знает.

– Ты участвовал в них? – спросил он Сарматова.

– Участвовал, да только не здесь…

Американец бросил на него косой взгляд.

– Понимаю! – с ухмылкой произнес он. – В Анголе – лейтенант кубинец Санчес, в Мозамбике – капитан Кригс, в Никарагуа – капитан сандинистов Алварес, в Афганистане – майор Степовой, Вологдин, Платонов… теперь Сарматов! Надо же, в моем департаменте почему-то никому не приходило в голову, что это один и тот же человек!..

– Так я и сам в этом не уверен! – усмехнулся Сарматов и, в свою очередь, насмешливо стал перечислять послужной список американца: – В Анголе – Смит, в Мозамбике – Браун, в Никарагуа – пастор-миссионер Френсис Корнел, эсквайр… Как говорят казаки, мы с тобой тухлые яйца из одной корзины, полковник!..

– По крайней мере, меня несколько утешает, что мою карьеру оборвал суперпрофи типа тебя, а не какой-нибудь солдат, которому просто повезло!

– Да, насчет карьеры ты верно подметил, – саркастически заметил Сарматов. – Засвеченный разведчик – уже не разведчик!..

– Угу, – пробурчал американец. – Ты мне лучше скажи, майор… Дело-то уже прошлое… Ведь это ты запалил жаровню тогда, в Никарагуа?

– О чем же это ты говоришь, полковник?.. – неподдельно изумился Сарматов. – Никак в толк не возьму…

– Да ладно, майор! Все ты прекрасно понимаешь! Я говорю о той жуткой ночи, когда нежданно-негаданно взлетели на воздух емкости с бензином и пламя сожрало казармы вместе с нашими парнями…

– Признаться, мы с нашего берега видели тогда зарево над сельвой, – задумчиво ответил Сарматов. – Думали, что это молния ударила.

– Молния могла ударить в емкость! – усмехнувшись, согласился американец. – Но она не могла поднять в воздух вертолет со взрывчаткой и бросить его на склад боеприпасов. К тому же гроза началась на несколько минут позже… Впрочем, в докладе для ЦРУ я обвинил молнию, так как доказательств русского или кубинского следа у нас не было.

– А если бы были?.. – заинтересовался Сарматов.

– Тогда у меня возникли бы серьезные осложнения, – ответил американец.

Сарматов фыркнул и продолжил наблюдать сквозь траву за стариком, неторопливо управляющим плотом.

Аксакал, взглянув на поднявшееся в зенит солнце, решительно направил ковчег к берегу и приткнул его к камням под высокой, нависшей над рекой скалой. Прихватив небольшой коврик, он сошел на берег и, расстелив его, приступил к полуденному намазу.

Внезапно начался камнепад. Аксакал вздрогнул, но молиться не перестал.

– Старый ишак Вахид, – раздался сверху насмешливый, хриплый голос. – Твои бараны еще не наполнили жиром курдюки, а ты уже везешь их на базар?!

Старик не ответил ничего, пока не закончил молитву.

А потом, сложив коврик, он возвратился на плот и только после этого поднял замотанную чалмой голову и устремил пронзительный взгляд на вершину скалы. Там крутились на пританцовывающих лошадях несколько всадников.

Ближе всех к обрыву был толстый, не слишком молодой мужчина на гнедом ахалтекинце, одетый в пестрый халат, перепоясанный пулеметными лентами.

– Бараны мои, Абдулло, когда хочу, тогда и продаю их! – с вызовом ответил ему аксакал.

– Продашь, не забудь вернуть мне долг, а то с тобой случится то же, что и с твоими глупыми сыновьями, спутавшимися с русскими! – пригрозил Абдулло.

– Старый Вахид ничего не забывает, Абдулло! – тихо в белую бороду произнес старик и оттолкнул веслом плот от прибрежных камней.

– Ты не видел на реке чужих людей, Вахид? – спросил кто-то из свиты Абдулло.

– Не видел чужих, – ответил старик и потряс «буром». – На чужих у Вахида есть вот что…

Ответ старика вызвал смех у всадников, но громче всех засмеялся толстый Абдулло.

– Грязный шакал, питающийся падалью!.. – заскрипел зубами себе под нос старик и, посмотрев на копны, под которыми замерли чужеземцы, прошептал: – О Аллах! Прости мне мой грех. Укроти ярость сердца моего и защити меня от шайтана.

Когда скала осталась далеко за поворотом реки, старик обратился к Алану:

– Молодой гюрджи понял, что Абдулло с нукерами рыщет рядом, как волк?

– Я осетин, ага! – отозвался из копны на фарси Алан. – Мы все поняли, спасибо!..

* * *

Десятка три всадников на взмыленных конях, с трудом преодолев распаханный неровными прерывистыми бороздами ледник, остановились перед седловиной перевала, заваленной многометровой стеной снега, льда и камней.