К счастью, в классе, где я учусь, не обсуждают поступление в колледж. У нас обсуждают презервативы или способы пронести в школу пистолет. Клер записала меня на все пересдачи прошлогодних экзаменов, но без нее я не смогла продолжать. Будь она жива, я попыталась бы что-нибудь сделать, довести до конца, попросить дать мне стипендию, я знала бы, куда двигаться. Но теперь все ускользало от меня.

С другой стороны, я до сих пор ходила в школу, готовила уроки, писала тесты. Меня ждал выпуск и все, что с ним связано. Ники считала, что это идиотизм. Кто будет проверять, была я там или нет, кому это интересно? Но я продолжала ходить в школу. В классе я рисовала стулья, их ножки, я могла целый час смотреть на них в перспективе, рисовать, как уменьшаются парты и стулья в сторону доски, рисовать затылки, шеи, волосы. На математике передо мной сидела Йоланда Коллинз, весь урок я смотрела на ее голову — слои тонких косичек переплетались по схеме, сложной, как персидский ковер, иногда она вставляла в них бусины или цветные шнурки.

По крайней мере, у меня в руках был планшет с листом бумаги. Рисунок на нем. Вот абстракция в форме граненого камня, вот кривые линии наших ворот. Разве этого недостаточно? Что еще должно быть у человека?

Я посмотрела на Рину. Она мазалась кремом для загара, грея бока в горячих лучах, довольная, как кекс в духовке.

— Рина, вы никогда не задумывались, зачем люди каждое утро встают с постели? Зачем напрягаются? Почему бы просто не выпить стакан скипидара?

Рина бросила взгляд на меня, заслонившись от солнца ладонью, и тут же опять подставила ему лицо.

— Наверно, ты русская, Астрид. Русские всегда спрашивают, в чем смысл жизни. — Она скорчила длинную унылую мину. — В чем смысл жизни, mауа liubov? Во всем виноват наш плохой климат. Здесь, в Калифорнии, дорогая Астрид, никто не интересуется смыслом жизни. Ахматовой приходилось плохо, а у нас есть пляжный волейбол, спортивная машина, есть чем набить брюхо. Не тоскуй, лучше радуйся жизни. Купи себе что-нибудь.

Самодовольно улыбнувшись, она протянула руки и закрыла глаза, поблескивая кремом. Как бекон на сковородке. Капельки воды скатывались с волосков над ее верхней губой, стекали в ложбинку меж грудей. Может быть, ей повезло, этой женщине, лишившей себя и прошлого, и будущего. Ни мечты, ни условностей. Курит, пьет, спит с мужчинами вроде Сергея, которые душевно мало чем отличаются от того, что выплывает после дождя из канализационных отстойников. Мне есть чему поучиться у нее. Рина Грушенка не беспокоится о состоянии своих зубов, не принимает витамин С. Любую еду она посыпает солью, к трем часам обычно уже пьяна. Рина точно не стала бы убиваться из-за того, что не поступит в колледж и ничего в жизни не сделает. Она греется на солнышке и дразнит соседских рабочих, пока есть чем.

— Заведешь бойфренда, сразу перестанешь хандрить, — сказала Рина, не открывая глаз.

Я промолчала о том, что бойфренд у меня уже есть. Позаимствованный у нее.

Рина повернулась на бок, большие груди с пупырышками сосков вывалились из лифа к громогласному восхищению рабочих за забором. Рина совсем сорвала его, что вызвало еще больший восторг. Не обращая на него внимания, она оперлась о ладонь подбородком и посмотрела на меня.

— Я уже давно думаю. Тут все получают от производителя рамки для номерных знаков — «Ван-Найс Тойота», «Мы круче всех!». Что если купить пустые рамки, ты раскрасишь их как-нибудь симпатично, можно продать долларов по десять-пятнадцать. Себестоимость всего бакс.

— Какова моя доля?

Эти слова, произнесенные в нужный момент, доставляли мне некое извращенное удовольствие. Вот Риппл-стрит, рай моего отчаяния.

Темно-зеленый «ягуар», застрявший у соседнего дома, должен был сразу меня насторожить, но я ничего не подозревала, пока не увидела ее в гостиной: копна черных кудрей, ярко-красная помада. Я узнала, ее показывали в новостях. Голубой костюм от «Шанель» с белой отделкой, может быть, даже настоящий, фирменный. Она сидела на нашей зеленой кушетке и писала чек. Рина что-то говорила ей, курила, смеялась, блестя золотыми коронками. Мне хотелось броситься вон из комнаты, но удержал нездоровый интерес — что она может сказать мне?

— Ей понравился столовый набор. — Рина повернулась ко мне. — Купила для подруги всю коллекцию.

— Это самое меньшее. — Женщина протянула ей желтый чек. — Коллекцию Тики, стаканы для «Мэй Тай», посуду из «Трейдер Вик'с», все что угодно.

Голос у нее оказался неожиданно высокий, слишком девический для адвоката. Она встала и протянула мне руку с короткими ногтями, ярко-красными на фоне холеной кожи. Ростом она оказалась ниже меня, пахла дорогим свежим парфюмом с цитрусовой ноткой, почти как мужской лосьон после бритья. На шее золотое колье, тяжелое, как велосипедная цепь, с квадратным изумрудом. Неестественно белые зубы.

— Сьюзен Д. Вэлерис.

Я пожала ей руку, маленькую и сухую. На указательном пальце блестело широкое обручальное кольцо, на мизинце другой руки — ониксовая печатка.

— Вы не возражаете, если мы с Астрид?.. — спросила она у Рины, качая между нами пальцем с широким кольцом, будто говоря считалочку. Ини-мини-майни-мо.

— Без проблем. — Рина снова посмотрела на чек и сунула его в карман. — Посидите, посмотрите, может быть, что-то еще понравится. Здесь все продается.

Когда мы остались одни, Сьюзен Д. Вэлерис показала мне на зеленую кушетку, предлагая сесть. Я осталась стоять. Это мой дом, мне не нужно следовать чьим-то указаниям.

— Сколько вы ей дали?

— Не важно. — Она села на прежнее место. — Дело в том, что ты не отвечала на мои звонки. — К моему удивлению, она достала пачку сигарет из своей сумочки от «Эрмес Келли» — фирменной, не подделки, определила я. Сказалась школа Оливии. — Я закурю, не возражаешь?

Я покачала головой. Она вынула зажигалку — «Картье».

— Сигарету?

Когда я опять покачала головой, она положила на поцарапанный столик пачку и зажигалку, выдохнула дым в пыльные полоски солнечных лучей.

— Не знаю, почему я до сих пор не бросила.

— Потому что все заключенные курят, — сказала я. — И вы можете предложить им сигарету.

— Твоя мама говорила, что ты девушка неординарная, — кивнула она. — По-моему, это заниженная оценка.

Сьюзен огляделась в нашей тесной гостиной. Изогнутая вешалка для пальто, музыкальный центр с кассетами, лампа-пудель с молочно-белым абажуром, портрет краснощекой крестьянки в оранжевом платке, прочие артефакты Рининого секонд-хенда. Белый кот прыгнул ей на колени, она вскочила, отряхивая свой голубой костюм.

— В хорошем месте ты живешь. — Она снова села, следя краем глаза за перемещениями лохматого нахала. — Ждешь выпуска? Строишь планы на будущее?

Моя школьная сумка упала с кресла, подняв облако пыли в несвежем воздухе.

— Да, подумываю стать адвокатом по уголовным делам, — отозвалась я. — Или проституткой. Или мусорщиком.