Рация пилота неразборчиво захрипела, а затем пилот передал Монку поступивший приказ:

– Посадка разрешена. Враги бежали, но нас просят соблюдать осторожность.

– Соблюдай мы осторожность, нас бы здесь не было!

Пилот рассмеялся в ответ.

– Сядем снаружи, прямо у ворот. Оттуда вас проводят.

Вертолет описал круг над воротами, словно пес, выбирающий место, где прилечь, и опустился у замковой стены. Едва полозья коснулись земли, как из ворот выбежала группа из четырех спецназовцев, окружила пассажиров, подхватила из заднего отсека вертолета их багаж. Вдали от раскаленного мотора и бешено вращающихся лопастей снег казался еще гуще: он стеной падал с небес – лишь для того, чтобы в тени горящего замка обратиться в дождь. Как будто на этой вершине сошлись все времена года: летняя жара, зимняя метель и весенний ливень.

В воздухе стоял стойкий запах дыма.

– За мной! – приказал командир отряда спецназовцев и бегом повел их через пылающий холл, через ряд выбитых или взорванных дверей – в подвал. По дороге Монк заметил в соседних помещениях несколько трупов. На ходу он старался прикрывать Мару собой от этого зрелища; однако ко времени, когда они достигли пункта назначения, девушка заметно побледнела и прижимала руку ко рту. Наконец они попали туда, где прежде была компьютерная лаборатория.

Мара бросилась вперед, с облегчением оказавшись в месте, где многое было ей знакомо и понятно. Затем повернулась к окну – и ахнула.

Монк хотел поздороваться с Ковальски, но в этот миг тоже увидел, что хранится в соседней комнате.

– Что ж, теперь мы точно знаем, отчего вырубился свет.

С этими словами он повернулся к Ковальски, чтобы пожать ему руку.

Но гигант отступил к стене, подняв обе руки:

– Только не стреляй!

«Очень смешно!» – подумал Коккалис, вспомнив Джейсона.

Из холла донесся топот ног, и в лабораторию влетел Грей.

– Наконец-то! – Друзья крепко обнялись. – Рад тебя видеть.

Монк похлопал друга по спине и отпустил, затем оглядел остальных.

– Вижу, ты привез с собой священника и монахиню. Все настолько плохо?

– Еще хуже. Я только что говорил с Пейнтером. Электричества нет нигде.

– Нигде в Испании?

– В мире.

Монк повернулся к мерцающим сферам в соседнем помещении.

– Дай угадаю… У злой Евы появились подружки?

– Похоже на то. – Грей глубоко вздохнул. – Очень надеемся, что Мара сумеет разобраться, с чем мы здесь столкнулись.

Затем Грей коротко рассказал обо всем: о бое, о том, как были обнаружены копии «Генезиса» и как члены «Тигля» скрылись в укрепленном бункере.

Информации много – было над чем задуматься. Но Мара не прислушивалась к деталям. Ее взгляд не отрывался от окна, губы шевелились, словно в молитве; Монк понял, что она подсчитывает число копий устройства.

Наконец девушка заговорила.

– Теперь понятно, как «Тигель» получил доступ к моим разработкам. – Ее глаза пылали гневом. – Где Элиза Герра?

– Заперлась вместе с остальными в пещере под замком, превращенной в бункер, – ответил Грей. Затем указал на пустое место на столе, торчащий пучок кабелей, монитор, на котором застыла темная версия программы Мары. – Перед тем, как сбежать, забрала с собой одно из устройств – то самое, что «Тигель» использовал в Париже.

Мара кивнула.

– Что ж, давайте выясним, что она задумала. Очевидно, в замке электричество по-прежнему работает. Я подключу Еву. Посмотрим, что ей удастся установить.

Пока она распаковывала оборудование, Монк повернулся к Грею и отцу Бейли.

– Как я понял, эти устройства в соседней комнате лишили света весь мир. Каковы шансы, что за этой диверсией последуют другие?

Перед его мысленным взором снова встал горящий Париж.

– Полагаю, сейчас они только разминаются, – ответил Грей. – Играют мускулами. Прогревают сотню моторов перед тем, как отправиться в путь.

– А потом? – упавшим голосом спросил отец Бейли.

Грей пожал плечами.

– Будем надеяться, что наступит хоть какое-то «потом». Сотня искусственных интеллектов на свободе!.. Эти ублюдки играют с огнем. Всего одна оплошность – и…

– …и всем нам конец, – закончил Монк.

19 часов 32 минут

Ева! Что с тобою стало?

Мара смотрела на Еву, не отрывая глаз, сама не зная, с благоговением или со страхом. Прежде она стремилась защищать свое творение, как мать защищает ребенка, а теперь почти трепетала перед ним. Ева вновь изменилась, преобразила себя в иную форму.

Сад остался прежним; но тело Евы были слеплено из кристаллов, сверкающих бесчисленным множеством граней, словно живой бриллиант. При каждом движении свет преломлялся и окрашивал ее дивными цветами, напоминающими Маре загадочный код.

Во что она превратилась? Сможет ли это существо с нами общаться?

Из динамиков раздался голос, полный неизъяснимой мощи и красоты – голос, на который все в комнате потянулись, как мотыльки к огню.

– Мара – моя создательница, мое дитя! Всем вам грозит величайшая опасность.

Мара бросила быстрый взгляд на соседнюю комнату. От программы это не ускользнуло.

– Они связаны нерушимыми узами с моей первой копией. Эту сеть необходимо сохранить. Сейчас дубликаты рыщут по всему миру. Если повредить или разорвать их связь с управляющей программой, это может принести огромный ущерб.

Сад на экране померк, поверх него возник новый образ: множество лошадей, запряженных в колесницу. Вдруг поводья порвались, оглобли треснули; лошади вырвались на свободу и поскакали во всех направлениях.

Грей сразу понял эту метафору.

– Если мы не будем осторожны, то рискуем выпустить на волю сотню темных Ев?

– Нет, коммандер Пирс, – ответила Ева.

Грей окаменел, пораженный тем, что она знает, кто он.

А Ева продолжала:

– Они не могут существовать на свободе. Их корневой код по-прежнему привязан к устройствам – как и мой. Но если на волю попадут значительные его фрагменты… вполне возможно, они найдут способ соединиться, образовать нечто новое, и…

Новый образ появился на экране: мощный жеребец, будто сшитый на живую нитку из сотни лошадей – и, кажется, не только лошадей. Чудовищный лошадиный «франкенштейн» бил копытами, скалил железные зубы и заходился в беззвучном ржании.

– …и породят чудовище, – закончила Ева.

Или даже нескольких чудовищ.

– Что же нам делать? – спросил Монк.