нет? – медленно произнес он, его большие голубые глаза уставились на ее лицо, которое медленно покраснело под его взглядом. – Ты, кажется, не проявляешь особого интереса к вещам, Стел. Ты не ходишь ловить рыбу, или—или—кататься, или что-то в этом роде. Ты только бродишь по саду или по лугам.

Длинные ресницы скользнули по ее щекам, и она подавила вздох. Его слова донеслись до дома.

– Но … но, – запинаясь, проговорила она, – я не мальчик. Девочки должны оставаться дома и выполнять свои обязанности.

– И ходят и двигаются, как будто они во сне, как будто их сердца и души отделены от тел и находятся за много-много миль отсюда, – сказал он, медленно взмахнув тонкой белой рукой в воздухе.

Ее губы задрожали, и она отвернула лицо, но только на мгновение, потом она снова повернулась к нему с улыбкой.

– Ты глупый, капризный мальчик! – сказала она, положив руку ему на плечо и погладив по щеке.

– Возможно, и так, – сказал он. – Мои фантазии для меня дороже всего на свете, – говорит поэт, знаешь ли, – добавил он с горечью.

У Стеллы защемило сердце.

– Ты сердишься на меня, Фрэнк? – спросила она. – Не стоит!

Он покачал головой.

– Нет, я не сержусь, – сказал он, глядя на поднимающийся туман.

Она подавила вздох, она поняла его упрек. Не было и минуты, чтобы он не обвинял ее в своем сердце в предательстве лорда Лейчестера. Если бы он только мог знать, почему она это сделала, но этого он никогда не узнает!

– Ты странный мальчик, – сказала она с наигранной легкостью. – Интересно, о чем ты сейчас думаешь?

– Мне тоже интересно, – ответил он, не глядя на нее, – мне было бы интересно … Сказать тебе …

Она ответила "да", приложив руку к его щеке.

– Мне интересно, где лорд Лейчестер и как …

Она опустила руку и прижала ее к сердцу; внезапное упоминание этого имени поразило ее, как удар.

Он огляделся.

– Прошу прощения, – сказал он, – я забыл; его имя никогда не должно было упоминаться, не так ли? Я больше не буду грешить на словах. В мыслях, нельзя ничего поделать со своими мыслями, Стел!

– Нет, – пробормотала она почти неслышно.

– Мысли свободны, – сказал он, – мои, однако, нет; они всегда летят за ним, за ним, лучшим и благороднейшим из людей, человеком, который спас мне жизнь. Видишь ли, хотя я и не могу говорить о нем, было бы неблагодарно забыть его!

– Фрэнк!

Услышав в ее голосе жалобную мольбу и почти упрек, он повернулся и положил руку ей на плечо.

– Прости меня, Стел! Я не хотел причинить тебе боль, но … но … ну, это так трудно понять, так трудно вынести! Чувствовать, знать, что он далеко и страдает, в то время как этот человек, Джаспер Адельстоун … Прошу прощения, Стел! Вот так! Я больше ничего не скажу!

– Не надо, – пробормотала она, ее лицо было белым и напряженным, но смирившимся, – не надо. Кроме того, ты ошибаешься; к этому времени он уже все забыл.

Он повернулся и посмотрел на нее с внезапным гневом; затем он улыбнулся, когда изысканная красота ее лица поразила его.

– Ты несправедлива к нему и к себе. Нет, Стел, мужчины не забывают такую девушку, как ты …

– Хватит! – сказала она почти командным тоном.

Он покачал головой, и приступ кашля заставил его замолчать.

Она обняла его за шею.

– Этот кашель, – сказала она. – Ты должен войти, дорогой! Посмотри на туман. Входи, входи!

Он молча повернулся и прошел рядом с ней несколько шагов. Затем он сказал дрожащим голосом:

– Стелла, позволь мне задать один вопрос, и тогда я замолчу навсегда.

– Ну что? – сказала она.

– Ты что-нибудь слышала о нем? Ты знаешь, где он?

Она помолчала мгновение, чтобы овладеть своим голосом, затем сказала:

– Я не слышала ни слова; я не знаю, жив он или мертв.

Он вздохнул и уронил голову на грудь.

– Давай войдем, – сказал он и вздрогнул, потому что его слух, особенно острый, уловил звук хорошо знакомых шагов.

– Вот он … Джаспер, – сказал он, сделав паузу перед именем, убрал руку и отошел от нее. Стелла повернулась со странной застывшей улыбкой на лице, той застывшей улыбкой, которой она научилась приветствовать его.

Он поднялся по тропинке своим быстрым и необычным сдержанным шагом, протянув руку. Он бы заключил ее в объятия и поцеловал, если бы осмелился. Но он не мог. При всей своей решимости и решительности он не посмел. Было что-то, какой-то таинственный ореол вокруг его жертвы, который держал его почти на расстоянии вытянутой руки; это было так, как если бы она окружила себя магическим кругом, который он не мог пройти.

Он взял ее руку, поднес к губам и поцеловал, его глаза с жадной тоской впитывали ее красоту и грацию.

– Моя дорогая, – пробормотал он своим мягким, низким голосом, – так поздно. Ты не простудишься?

– Нет, – сказала она, и, как и ее улыбка, ее голос казался спокойным и заученным. – Я не простужусь, я никогда и ни при каких обстоятельствах не простужаюсь. Но я только что послала в дом Фрэнка, он ужасно кашлял, он совсем не кажется сильным.

Джаспер нахмурился от нетерпения.

– С Фрэнком все в порядке, – сказал он, и в его голосе послышалась нотка ревности. – Не слишком ли ты беспокоишься о мальчике, ты тревожишься без причины.

– Тревожусь, – повторила она, готовая встревожиться при этом слове. – Я … не думаю, я надеюсь, что я не встревожена. С чего бы мне бояться? – с тревогой спросила она.

Ревность становилась все более явной.

– Нет никакой причины, – коротко сказал он. – С мальчиком все в порядке. Он промочил ноги и простудился, вот и все.

Стелла улыбнулась.

– Да, это все, – сказала она, – конечно. Но странно, что доктор Гамильтон не отходит от него.

– Возможно, он не помогает доктору, – возразил он. – Мальчики всегда небрежно относятся к себе. Но не позволяй Фрэнку поглощать весь разговор, – сказал он. – Давай поговорим о себе, – и он снова поцеловал ей руку.

– Да, – послушно ответила Стелла.

Он взял ее руку в свою и сжал.

– Я пришел поговорить с тобой сегодня вечером, Стелла, о нас, дорогая. Я хочу, чтобы ты была очень добра ко мне!

Она смотрела вперед на освещенную комнату с тем же застывшим выражением лица, терпеливо, послушно ожидая, что он продолжит. Ни в ее прикосновении, ни в ее лице не было никакого отклика. Он заметил это, он никогда не упускал этого из виду, и это сводило его с ума. Он крепко стиснул зубы.

– Стелла, я