Я остановился напротив того места, где предположительно прятали Дженни, чувствуя напряжение в каждом своем нерве. Едва ли они выделили для нее многочисленную охрану, подумал я. Скорее всего два или три человека. Один наверху. Двое внизу. Но кто-то мог находиться в ее комнате, и это сделало бы прямую атаку слишком рискованной.

Задняя дверь была покрыта белой краской в тон ставням, и в ее верхней части располагалась стеклянная панель, разделенная перегородками на шесть небольших квадратов. Отцепив от пояса дубинку и держа ее скрытно вдоль линии ноги, я постучал в стекло. Холодный пот струился у меня по спине, стекая в ложбинку, где рукоятка «беретты» упиралась в черную материю комбинезона. Из затемненной глубины коттеджа показалась тень, а потом дверь открылась.

– Какие там у вас новости? – по-японски спросил человек, закутанный в подобие плаща.

– Все то же, – ответил я. – Мы заставили их отступить и нанесли потери. Но скоро придется эвакуироваться.

Кивнув мне и бросив взгляд во двор, охранник разрешил войти и направился в глубь дома. Без стука закрыв за собой дверь, я последовал за ним, стреляя глазами по углам в поисках других стражей. Мы прошли через небольшую буфетную. Справа располагалась прекрасно оборудованная кухня, примыкавшая к гостиной. Никого. Впереди была еще дверь, которая вела в переднюю часть дома. Тоже никого. Когда я ударил своего провожатого дубинкой по голове, в моей руке удар отдался неприятной вибрацией. Он пошатнулся, но не упал. Пришлось опять ударить, и на сей раз с негромким стуком тело повалилось на пол.

– Черт! – воскликнул я по-японски.

– Что-то случилось? – донесся тихий голос из гостиной.

– Да вот… поранил палец на ноге.

В следующее мгновение в дверном проеме напротив меня возник силуэт. Я дважды выстрелил из «беретты» в грудь этому человеку, его отбросило к стене, а затем он сполз по ней, оставляя темные полосы крови на белой краске. Я подошел и наклонился. Женщина. Она была мертва. Подростки и женщины. Во рту появился привкус кислятины. Я только что убил женщину! В деревне мне пришлось вступить в схватку, но там от моей руки никто не погиб. А этой ночью я стал убийцей. То есть одним из тех, кого сам прежде ненавидел и презирал. Я откинулся на противоположную стену и сполз по ней спиной, опустив голову так, что она оказалась у меня между коленей.

«У тебя нет времени предаваться самобичеванию, Броуди! Действуй!» Я же чувствовал головокружение и отвращение к себе. Каждая секунда на счету! А что, если сейчас сюда явится еще один охранник? Сосредоточившись, я вскочил. Позволив себе вступить на зыбучие пески поисков моральных оправданий, я отбросил всякую осторожность, рискуя быть убитым. Если я хотел пережить эту ночь и спасти дочь, у меня не было сейчас права развалиться на части под грузом чувства вины.

Я поспешил уложить оба тела вдоль самой дальней стены буфетной и встал рядом, укрывшись от любого, кто мог войти из кухни или со стороны холла. Опустив «беретту» стволом в пол, стал вслушиваться в звуки внутри дома и снаружи. Коттедж был пропитан ароматами древесины дуба и сосны, к ним примешивался сильный запах чистящих средств. Снаружи заухал филин. Стрекотала одинокая цикада. В доме царила полная тишина. До меня не доносилось ни звука – ни с первого, ни со второго этажа. Ни шарканья подошв. Ни скрипа половиц. Никаких суетливых приготовлений к столкновению со мной, после того как я уже обезвредил двоих охранников. Я выждал минуту. Снова заухала ночная птица. Лонг-айлендская пастораль, да и только.

Никто больше так и не появился, и, осмелев, я тихо вошел в кухню, вскинув пистолет на изготовку. Никого. Из кухни тянулся короткий коридор, в конце которого находились входная дверь и гостиная, а по сторонам – ванная и лестница в подвал.

Сделав паузу, чтобы унять сердцебиение, я стремительно ворвался в гостиную, осматривая каждый затемненный угол, каждую нишу, которые отлично просматривались через прибор ночного видения. Посреди комнаты стоял диван с обивкой из черной кожи и кресла, а из большого окна открывался вид на ухоженную лужайку перед домом и лес. Но больше никого в черных одеждах здесь не было.

Я опять внимательно оглядел гостиную, а потом наружное пространство. Ни шороха, ни малейшего движения. Ни яркого зеленого сияния, которое бы исходило от человеческих фигур. Держась теневой стороны, я поспешил пересечь комнату. Через дверь в ее дальней стене я снова попал в буфетную, где оставил два распростертых у стены трупа, совершив полный круг.

На первом этаже никаких опасностей меня не подстерегало.

Сняв с охранников передатчики, я положил их на пол и раздавил каблуком, а затем перенес тела в ванную и запер ее на ключ. Вряд ли мужчина, которого я дважды ударил дубинкой по голове, мог скоро прийти в себя, но я все же последовал примеру Ноды и сделал контрольный выстрел ему в голову. При этом мне снова пришлось переступить через себя, однако на сей раз моральные терзания я отбросил прочь. Сейчас меня удовлетворяла краткая версия оправдания своих действий: эти люди первыми переступили черту, похитив мою дочь. И мне оставалось только радоваться, что на свете стало одним похитителем детей меньше.

В кухне я нашел набор зубочисток, плотно загнал их в замочную скважину двери ванной и обломал концы. Убедившись, что первый этаж чист, я стал подниматься по лестнице, держа пистолет скрытым позади бедра и даже не пытаясь сделать свои шаги бесшумными.

Наверху в небольшой коридор выходили три двери. Две спальни и ванная, догадался я. Неожиданно из проема третьей двери показалась голова и повернулась в мою сторону. Вскинув левую руку в приветственном жесте, с правой я сразу же начал стрелять. Первая пуля прошла мимо, но я не останавливался и нажимал на спуск, продолжая приближаться. Мои два последующих выстрела угодили человеку в голову и в шею. Когда очередной боец Соги рухнул замертво, я тоже стремительно бросился на пол рядом с лестницей, уперев локти в мягкую ковровую дорожку и держа на прицеле центр коридора, поскольку не знал, откуда может появиться еще один охранник.

В этой напряженной позе я провел минуту, потом другую. Ничего не происходило. Ползком я добрался до первой двери и открыл ее. Никакого движения. Тогда я вошел, пригибаясь как можно ниже, и убедился, что комната пуста. Точно так же я поступил со второй дверью. Ванная. И тут тоже никого. Оставалась третья комната, куда я осторожно шагнул, переступив через тело охранника на пороге.

Слева от меня располагался стенной шкаф, а у дальней стены стояла двуспальная кровать с очертаниями фигуры человека под тонким темно-синим пледом. Стволом пистолета я открыл дверцу шкафа. Чисто. Встав на колени, заглянул под кровать. Пусто. И я поднялся в полный рост, уже ни от кого не скрываясь. Совершенно неподвижно, уткнувшись лицом в подушку, на кровати лежала Дженни. У меня словно оборвалось сердце. Как я и опасался, стоило начаться штурму, и моя дочь перестала быть для них важной заложницей. С этого момента судьба ее оказалась предрешена. Они убили Дженни. Видимо, ее просто задушили подушкой.

Сначала Эберс, а теперь и Дженни.