В двенадцать они заметили силуэт вдали на дороге. Густав завязал на голове носовой платок, на носу были незнакомые солнцезащитные очки. Его мучила сильная жажда, но в остальном, по его словам, он чувствовал себя вполне сносно. Он немного проехал автостопом, а последнюю часть пути прошёл пешком.

– Где ты, собственно, был? – спросила Сесилия.

– Честно говоря – понятия не имею.

– Хорошо, где ты проснулся?

– В одном премилом парке.

– Но почему ты ушёл?

– Не помню, – пожал он плечами. – Наверное, там были плохие устрицы.

– От устриц провалов в памяти не бывает.

– Так или иначе, но я же здесь, да? И я, пожалуй, не прочь выпить и сыграть партийку в скрэббл. Как вы на это смотрите? Кто принимает вызов? Мартин? Вижу по твоим глазам, ты уверен, что выиграешь у такого раздолбая как я.

II

ЖУРНАЛИСТ: То есть возможности писателя выбирать тему ограничены. Но что вы думаете о выборе как таковом? Возможна ли свобода выбора?

МАРТИН БЕРГ: Да, пожалуй… есть ситуации, когда выбора как такового нет. Или единственный выбор – это выбор правды жизни. Если вы живёте с мыслью о смертном одре, то, наверное, столкнётесь с вещами, которые не сможете не совершить. И вопрос, таким образом, существует ли вообще… [Замолкает, похоже, погрузившись в размышления.]

ЖУРНАЛИСТ: Да?..

МАРТИН БЕРГ:…существует ли вообще какой-либо выбор.

* * *

В Париже целый месяц не было дождя, и платаны стояли серые от выхлопных газов. Гудело метро. Сигналили пыхтящие автомобили. Прохожие сталкивались друг с другом и шли дальше, не извиняясь. На фоне мглистого неба прорисовывались шеренги грязных фасадов. Неповоротливая мутно-зелёная Сена вяло текла к морю, ограниченная набережными с их битым стеклом, граффити, бляшками жвачек и американскими туристами, фотографирующими друг друга.

Мансарда оказалась меньше, чем Мартин её помнил.

Переполненная пепельница, которую забыли вытряхнуть. На подоконнике засох птичий помет. Мартин вздохнул и раздвинул диван-кровать.

Пока они с Сесилией путешествовали по Европе, Пер Андрен совершал велопробег с англичанкой – той самой, которая так и не оказалась разносчицей СПИДа. Вернулся на несколько кило вина-и-сыра стройнее и загорелым, как Хемингуэй. Лиззи из Бата не останавливало ни похмелье, ни спущенная шина, что в итоге и пробудило в Пере джентльменский инстинкт соревнования. Как правило, они преодолевали пятнадцать миль [116] в день с тяжёлым багажом. И уже договорились следующим летом поехать на велосипедах в Испанию.

– Mais d’abord, le trimestre d’automne [117], – сказал Пер, встряхивая твидовый пиджак, всё лето провисевший в шкафу. – Кто-нибудь видел мой портфель?

Начало учебного года у Мартина было любимым сезоном. Само словосочетание уже немедленно рисовало в памяти прохладное утро, поездку на велосипеде до университета, свежевымытую аудиторию, глянцево-чёрную доску, на раме которой лежит полная коробочка с мелом, отточенные карандаши и неисписанные тетради. Перекур у кирпичной стены с однокурсниками, слепящее солнце, обсуждение новых лекторов. А потом привычный тур по букинистам в поисках литературы из списка. И кофе в «Пэйли», куда приходит Сесилия с наброшенным на плечи плащом, улыбается, машет рукой, наклоняется, чтобы поцеловать его, и плавно опускается на стул напротив…

– Серьёзно. Кто-нибудь видел мой портфель? – повторил Пер.

– Pierre, mon ami [118], успокойся, – проговорил Густав, – твой портфель на шляпной полке.

Пер облачился в пиджак, хотя погода ещё позволяла без него обойтись, взял портфель и ушёл в Сорбонну.

Густав лежал в кровати, на животе последний номер журнала «Инрокуптибль», рядом книга – ненадёжная подставка для чашки кофе.

– Как же нам там было хорошо, – произнёс он ни с того ни с сего. – А представляешь, если бы так было всегда.

– Даже от такого можно устать, – ответил Мартин, не отрывая взгляда от пишущей машинки. Он надеялся, что его голос транслирует, что он чрезвычайно занят своим Романом.

В Антибе он сделал ещё тридцать вполне сносных страниц. На Ривьере его протагонист попадал в разные противоречивые ситуации. Появилась женщина, но то, какой она получалась, Мартина не устраивало. Она была как бы неуловима. Непонятно, почему Герой романа Йеспер так сильно ею увлечён. Нужно что-то такое… да, что-то нужно. Нужно то, что её выделяет. Поднимает её внутритекстуальный статус от просто женщины до Женщины. Может, шляпа-котелок?

– Не знаю. – Густав потянулся за сигаретами. – Понятно, что Сесилия должна сначала закончить учёбу. Но если бы она тоже писала… А если нам надоест, мы отправимся в Марсель. Или в Ниццу и пойдём в казино.

– И ты там, как всегда, вчистую проиграешься, а Сесилия прочтёт небольшую лекцию о том, что все игроки в конечном итоге проигрывают, а казино можно рассматривать как микрокосм капитализма, – заметил Мартин.

– Бабушка точно разрешила бы нам там пожить. Она всё время жалуется, что её французские приятельницы – это не вполне то, что она бы хотела.

– А откуда мы бы брали деньги?

– Я могу продать несколько картин. Придумаем что-нибудь.

– Мне нужна работа, – сказал Мартин. – И, возможно, машина, чтобы я мог ездить на эту работу каждый день. Так, как сейчас, больше нельзя. Стипендия скоро кончится, и за мои труды туристы мне, увы, не платят. На самом деле никто не платит мне за мои труды. И, честно говоря, я плохо представляю, как мне выкрутиться.

– Для начала тебе не надо злиться, – сказал Густав.

– Я не злюсь.

– У тебя злой голос.

– Мне просто нужно хоть что-то сделать из этого… дерьма.

– Это не дерьмо. Прекрати называть это дерьмом.

– Пойду пройдусь немного, – сказал Мартин и сгрёб со стола тетрадь и ручку.

Вместо привычного кафе на углу он отправился дальше, к Монпарнасу.

Он привык говорить с Сесилией, когда начинал где-то буксовать. Йеспер только что прибыл поездом в Канны. Мартин попытался представить голос Сесилии. O’кей. И что он там делает? Что он там делает в первую очередь? Кого встречает? В «Клозери де Лилас» Мартин заказал кофе и начал листать записную книжку.

И так же, как на той вечеринке весной, он не сразу заметил её появление. Осознание пришло как бы постепенно. И сейчас, на миг оторвав взгляд от страницы, он увидел, что она здесь, сидит за одним из соседних столиков. Он не сообразил, кто это, но потом вспомнил: девушка в красном свитере на вечеринке того типа, который считает себя фотографом.

Мартин попытался снова сосредоточиться на тексте.

Но теперь он её узнал, и уже не мог не прислушиваться к её голосу, когда она делала заказ. Она вытащила из сумки газету. Прошло минут двадцать, всё это время она читала, а Мартин