Почти напуганная его словами Джой уставилась под ноги. То, что она сделала для Люка. Эти слова значили гораздо больше, чем она могла понять. Но она не могла глубже проникнуть в их смысл — понимание тут же ускользало прочь. Она медленно подняла глаза.

— Надеюсь, Филипп, что мы — друзья.

С легчайшим прикосновением он взял её руки и быстрым легким поцелуем коснулся каждой щеки.

— Мы все — твои друзья. Мы — твоя семья.

Она смахнула с ресниц слезинку и улыбнулась:

— Спасибо.

Этого слова было явно недостаточно, но это было все, что она смогла произнести.

Семья. Слово, сильное до боли. Воображение нарисовало картины смеющихся лиц, объятий, дарящих безопасность и ощущение желанности. То, что для неё было потеряно и практически забыто.

Сильные руки оттянули её прочь от края бездны. Задыхаясь, она прижалась щекой к твердому, как камень, плечу Люка. Когда окутывающая её темнота рассеялась, а зрение прояснилось, она подняла глаза, все еще заключенная в кольцо его рук. Филипп, словно замерев, стоял у дивана, отведя глаза в сторону.

В воздухе витало напряжение, и Джой сразу же опомнилась. Она пошевелилась, но Люк еще сильнее сжал свои объятья, — безмолвный ответ, с которым сейчас она не была готова спорить.

— Хм… джентльмены, не знаю, как вы, а я проголодалась, — Джой услышала, как дрожит её голос. Понадобилось несколько секунд, чтобы восстановить контроль над собой. — Иначе Филипп подумает, что мы недостаточно гостеприимны. И если ты меня отпустишь, Люк…

— Сейчас нет времени, Джой, — в голосе Люка было нечто, что заставило её отказаться от попытки высвободиться. — Мы с Филиппом направляемся в город.

Нахмурившись, Джой повернулась к нему лицом. Спустя мгновенье, достаточно продолжительное для того, чтобы взять себя в руки, Люк ослабил захват. Шагнув назад, она постаралась находиться на приблизительно одинаковом расстоянии от обоих мужчин, не выпуская их из поля зрения, отмечая и куртки на диване позади Филиппа, и снегоступы, стоящие рядом.

— Не поздновато ли для еще одной прогулки? — спросила она. — Вам обоим наверняка необходим отдых, после того, как вы прошли весь путь из Валь—Каше.

Она хотела умолять их остаться, не покидать её одну, но слова болезненным комом застряли в горле.

Встретившись с нею взглядом, Люк выглядел застывшим, неумолимым.

— Мы переночуем в Лоувелле. У меня есть там дела. И мне не хотелось бы удерживать Филиппа вдали от его семьи.

На секунду его пристальный взгляд переметнулся на кузена, который, казалось, был очень рад смотреть в противоположную сторону.

— С тобой все будет в порядке, Джой, — сказал Люк, поворачиваясь к ней.

В его глазах все еще была непреклонная суровость, но постепенно выражение лица смягчилось, как будто он почувствовал её скрытое страдание. Его мышцы напряглись, как будто он хотел сократить разделяющие их расстояние, но вместо этого, схватив куртки и снегоступы, без единого слова прошел мимо Филиппа.

Почти задевая её своим плечом, он надел куртку.

— Убедись, что дверь заперта, и поддерживай огонь, как я показывал. Мы вернемся завтра, как только сможем.

Считая, как будто этих слов достаточно для прощания, Люк бросил одну из курток Филиппу. Тот молча оделся. Секунду спустя мужчины направились к двери. Глянув назад через плечо, Филипп бросил извиняющий взгляд на Джой.

— Подождите, — Джой стряхнула оцепенение и бросилась за ними. Схватив Люка за руку, она повернула его к себе. — Вы собираетесь оставить меня здесь одну, и это после того, как рассказали о том… — она тяжело глотнула, — кто я есть?

Слова давались ей с трудом, но она могла говорить, сама пораженная своим спокойствием.

— Вы не думаете, что немного несправедливо оставить меня одну, не объяснив всё до конца?

Ощущение влажности, неожиданно наполнившей глаза, поразило её больше, чем все произошедшее ранее. Без предупреждения Люк заключил Джой в свои объятья и прижался губами к её лбу. Еще секунду спустя он приподнял шершавыми пальцами подбородок девушки, а большим пальцем другой руки нежно смахнул сбежавшую слезинку.

— Я все объясню, Джоэль. Когда смогу. Здесь нечего бояться. Ты — все та же, какой была всегда.

Он покрыл поцелуями её щеки, а затем, спустившись к губам, с тихой нежностью прикоснулся к ним.

— Я скоро вернусь.

Говоря это, Люк глубоко заглянул ей в глаза тем особенным образом, который всегда приводил её в трепет. Джой улыбнулась и позабыла обо всем, что раньше её беспокоило. Подарив ей еще один поцелуй, полный чувственного обещания, он отпустил девушку.

— Сладких снов, Джой.

Она смотрела, как Люк и Филипп покинули дом. Прильнув к маленькому окошку, она наблюдала, как двое мужчин закрепили снегоступы и достали откуда—то, вне поля её зрения, большие деревянные сани. Затем они стали удаляться, уверенно шагая по роскошному белому ковру свежевыпавшего снега. Люк обернулся, и Джой помахала ему рукой. Когда мужчины скрылись из глаз, она поморщилась от внезапного приступа резкой боли. Для поддержки ей даже пришлось опереться на обшитую панелями стену. Боль быстро прошла, оставив после себя смущающее чувство какой—то несправедливости, из—за которого она долго еще лежала без сна.

Проходя по пустынным заснеженным землям Люка, они почти не разговаривали. Люк остро ощущал неловкость Филиппа и сконцентрировался на сдерживании своей инстинктивной ответной реакции. У него не было ни малейшего желания ссориться с кузеном, вопреки тому, что, как подозревал Люк, Филипп догадался о гораздо большем, чем осмелился бы признать.

«Если бы он застал Филиппа, вмешивающимся…»

Поддерживая бодрый темп передвижения по нетронутому снегу, Люк с трудом сдержал ругательство. Филипп был гораздо мягкосердечней, чем казался. Казалось, он, как и остальные деревенские жители, безоговорочно принял появление девушки.

Его людей никак нельзя было назвать недогадливыми, впрочем, как и Джой. Едва не зацепившись за незаметную под снегом корягу, Люк в тысячный раз выругался про себя. Были моменты, когда он был уверен, что она вырвется на свободу, снова начнет думать о том мире, что был снаружи того мирка, который он создал для неё. Он не мог рисковать. Слишком поздно все повернуть назад. Она так глубоко проникла в его кровь, что он знал — если он позволит ей уйти, это убьет их обоих.

Добравшись до окраин Лоувелла, Люк стряхнул с себя тяжесть бесполезных размышлений так же, как отряхнул снег с обуви. К утру следующего дня они безо всяких осложнений закончили все дела и направились со своим новоприобретенным грузом обратно.

У дверей хижины Филипп попрощался, натянуто улыбнувшись и грубо обняв брата. Люк, предлагая кузену остаться на ночь, старался быть максимально искренним, но Филипп только улыбнулся и отрицательно покачал головой. Он отдал одолженную одежду и поспешил прочь — черный волк, темный, как ночь, на блеклом снегу. Немного проводя его глазами, Люк повернулся к двери и толкнул её, протискивая в открытую дверь свою громоздкую ношу.