а потом мерещится вам незнамо, что! За девкой какого черта втроем увязались? Скажешь, до дому проводить хотели?

— Она в штанах и кофте растянутой ходит, позорит женский род, хамит и ругается, не женщина, а мерзопакость какая-то! — мужик с ненавистью взглянул на Ксану.

И тут же снова получил удар под дых, да такой, что свалился на землю.

— Я, значит, тоже мерзопакость, потому что хожу в штанах и хамлю тебе, козлу вонючему, — нехорошо осклабилась тетка. — Аленка, ты слышала?

— Слышала, — отозвалась первая блюстительница, поглаживая все еще дрожащую Ксану по плечу. — А ты, падла, подумал, как девчонкам в такую погоду в платьях да юбках передвигаться? Июнь на носу, а тепла нет! Или девицам надо все важные органы поморозить, но быть красивой? А в итоге мучиться от хронических воспалений всю жизнь и рожать дурачков типа тебя, недоделка, потому что нормальные дети из-за болезни не получатся?

Мужик молчал, валяясь в луже и держась руками за живот.

— Лелечка, вызывай подкрепление, — скомандовала Алена. — Скажи, что в Кирпичном тупичке сразу за магазином здорового питания торчки благодатные девку поймали, надругаться хотели, глаза желтые им мерещились. Один без сознания, второй обделался и воняет, третий просто козел. Как хорошо, что сегодня дежурство женской бригады! Уж мы их оформим, так оформим! Нападение на девицу — раз, клевета в ее адрес — два, употребление дурманящего зелья — три, использование дара пресветлых Великих для столь гнусных целей — четыре. Как думаешь, исправительными работами отделаются или на удобрение пойдут?

Мужики под ее тяжелым взглядом затряслись так, что Ксана услышала перестук зубов.

— Пусть живут, — хмыкнула коренастая Лелечка. — Поработают на благо общества, отправим их на фабрику лет на двадцать, утепленные панталоны шить. А до этого на площадь, только не в костер, а к позорным столбам. Чтобы каждая девчонка, мимо проходящая, в них хотя бы яблочный огрызок кинуть могла. И я очень надеюсь, что придут те, кого они успели обидеть. И если вдруг разъяренные бабы начнут рвать их на части…

— Мы не будем торопиться на вызов, — совсем нехорошо улыбнулась Алена. — Надо только оформить проведение возмездия на наше дежурство, а то мужички пожалеть могут из солидарности, ибо разумения у них нет. Прости, Светозарушка, к тебе это не относится…

— Я понял, — улыбнулся директор «Пространства добра». — Согласен с вами.

— Вот и славно. Василиска-то твоя как? — вдруг спросила Алена, как будто не стояла в грязном переулке рядом с задержанными преступниками.

— Читает с выражением, — просветлел лицом Светозар. — И стихи наизусть рассказывает.

— Бери ее завтра на работу, зайдем с пирогом в перерыв, послушаем, — заулыбалась Лелечка. — И девочку эту сейчас забирай, хорошо бы домой ее с кем-то отправить. Сделаешь? Мы запишем, что пострадавшую и свидетеля опросили. Нечего ее мучить, бедолагу, вон как замерзла, аж трясется вся. А муть про желтые глаза и указывать в протоколе не станем, еще не хватало бредни невменяемых торчков слушать.

* * *

Дождь постепенно утихал. Ксана ехала на теплом, хоть и очень жестком сидении казенной «барбухайки» рядом со Светозаром. Он старался вести машину аккуратно, но детищу древнего автопрома было столько лет, что на каждой яме казалось, будто оно вот-вот развалится.

— Я все-таки не поняла, — заговорила, наконец, Ксана. — Как они вообще додумались «Благодать» использовать в качестве наркотика? Что пьяницы ее пить пытались и умирали в муках, это всем известно, но такое!..

— Дурная голова всему остальному покоя не дает, — покачал головой Светозар, поправляя очки на переносице. — Вы еще молоды и время до Великих вряд ли хорошо помните, тем более, наверняка росли в приличной семье. А я после института в народной дружине работал, помогали полицейским, и каких торчков мы только не ловили! Были дураки, которые таблетками от кашля горстями закидывались и дурковали, а были и те, кто чистящее средство для труб себе по вене пускал…

— Серьезно?! — изумилась Ксана. — Но это же смертельно!

— Конечно, — кивнул мужчина. — Но за свинячий кайф они бы мать родную продали, не то что свою жизнь. Я с тех пор и решил — никогда и ничего опьяняющего даже в рот не возьму, не то что в себя колоть. Ни спиртного, ни табака, ни, тем более, вот этой всей дряни. Трезвым жить лучше, думаешь своей головой, а не дурманом.

«И то правда, — мысленно согласилась Ксана, постепенно приходя в себя. — Жить надо своей головой. Не дурманом и не агрессией, которая заставляет тебя убивать других».

Она знала, что ляжет костьми, но не позволит драконьей ипостаси натворить глупостей. Какой бы сильной она не была — разум все равно победит.

Уж она постарается.

Глава 16

Настроение у Алисы прямо с утра выдалось паршивым, под стать погоде.

Во-первых, мама строго запретила рассказывать папе про драку с чудищами. Точнее, про нападение самих ламий говорить было можно и даже нужно, а про то, что они маме чуть не раскроили шею — нельзя. И получается, что Алисе, чтобы сберечь папины нервы, придется ему врать. Во-вторых, Индра после случая на кладбище тоже ходил смурной и погруженный в одному ему известные думы.

Кира отвезла их домой, окинула взглядом кавардак на всех горизонтальных поверхностях и полные кошачьи лотки, затем посмотрела на Илону, сидевшую без сил на обувном пуфике в коридоре. Через пару минут девочка с Земли и мальчик из таинственного Иномирья бок о бок шуршали вениками и тряпками, наводя чистоту. Валькирия тем временем поменяла кошкам горшки, выписала легкий, но поучительный поджопник пушистому куцехвосту, попытавшемуся спереть со стола кусок сырого мяса, накормила маленьких и орущих без перерыва котят, заварила Илоне успокоительный отвар и отправила вместе с кружкой в кровать. А затем нажарила стейков и к ним целую сковородку потрясающей картошки, румяной до хруста на зубах, настругала салат из овощей и исчезла, как добрая фея из сказки про Золушку. На кухонном столе остался лишь номер телефона, нацарапанный на тетрадном листе огрызком карандаша, с припиской «Илоне — позвонить утром обязательно и рассказать, как дела!»

После уборки Алиса очнулась такой голодной, будто не сидела пару часов назад у Киры в гостях, и не слопала за один присест пять огромных бутербродов с ветчиной. Мама спала беспробудным сном. Мистер Киска, лежащий на подушке у ее головы, лишь недовольно зыркнул зелеными глазищами в полумраке спальни, мол, нечего ее беспокоить, пусть отлежится после кровопотери.

В итоге девочка, оставшись наедине со своими переживаниями и сковородкой картошки, объелась так, что джинсам в районе живота стало тесно.