Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ОН и ОНА снова в троллейбусе. И еще один круг. Тоннель, и вверху уплывающая спина бронзового Маяковского.
ОНА: Тут был квартальчик двухэтажных домов, и в одном из них прошла лучшая пора жизни небольшой компании людей… Прекрасных людей… Там была дружба, любовь, преданность, вера в будущее, которое к ним так и не пришло…
ОН: Потому что дружба была слишком веселой, любовь недолгой и преданность шутливой…
ОНА: Надежды маленький оркестрик под управлением любви…
ОН: Я знаю, о чем ты… Я понял…
Троллейбус остановился, впустив и выпустив людей. Напротив них села пара молодых людей. Это были глухонемые. Они разговаривали на красивом языке жестов. Им было весело, и они бесшумно хохотали.
ОНА: Ты понравился моему сыну.
ОН: Чем?
ОНА: Да ничем, Господи! Просто понравился.
ОН: Спасибо, я рад.
ОНА: Тебя любят дети, правда? Почему у тебя нет детей?
ОН: Я нашел себе хорошую жену, но не нашел матери для своих детей.
ОНА: Разве это не одно и то же?
ОН молчит.
ОНА: Ты не любишь свою жену?
ОН (взрывается): А ты любишь отца своего сына? Почему ты молчишь? Ты никогда не говоришь – мой муж, ты говоришь – отец моего сына!
ОНА: Успокойся, тише! (Она показывает на глухонемых.)
ОН: Они не слышат! Они счастливы! Они живут в вечной тишине! (Он вскакивает): А эти пусть слушают!
ОН обращается ко всем сидящим. Они поворачивают к нему безразличные лица.
ОН: Сколько семей, где есть мать и нет жены! Где есть отец и нет мужа?! Где есть муж, но нет отца?!
Лица улыбаются, отворачиваются. Троллейбус резко останавливается. Остановка. Он успевает схватиться за поручни и повиснуть. Он оборачивается. ЕЁ нет – она вышла. Двери закрылись. Он садится. На него внимательно смотрят глухонемые. Он смотрит в окно, она, не оборачиваясь, уходит. Проплывает стеклянный аквариум-кафе – с плавающими в нем клиентами. Он смотрит на глухонемых.
ОН: И куда все ушло? Куда? Где оно? Вы можете сказать – где оно?!
Глухонемые, переглянувшись, пожимают плечами. Он выходит на остановке.
ОН и ДРУГ. Они пьют пиво в баре.
ОН: Однажды в вагоне лучшего в мире метро тебе уступит место лохматый и молоденький парнишка, и ты сядешь на это место, потому что тебе уже хочется посидеть. Ты взглянешь на него и вдруг тупо и глупо почувствуешь, что ты уже постарел!
ДРУГ: Между вами ничего тогда не было?
ОН: Нет…
ДРУГ: Мне казалось…
ОН: Нет! Ох, как она этого боялась!
ДРУГ: Что дома?
ОН долго молчит, оглядывает помещение, слушает разгноголосицу.
ОН: Как в бане…
ДРУГ: Что?
ОН: Мне страшно… Ты ведь знаешь – со мной не соскучишься…
ДРУГ: Что думаешь делать дальше?
ОН: Не знаю… Все шутим, все играем…
ДРУГ: Вам нужно вдвоем на неделю уехать из Москвы и там, вдали за рекой в тени деревьев – выяснить ваши отношения.
ОН: Как это сделать?
ДРУГ: Купить билет.
ОН: Куда?
ДРУГ: На поезд куда-нибудь
ОН: Может, самолетом?..
ДРУГ: Нет, поездом, только поездом!
ОН: Почему?
ДРУГ: Там укачивает, успокаивает… за окошком все меняется…
ОН (после паузы): ночью за окном ничего не видно.
ДРУГ: Ночью не нужно смотреть в окно. В купе на столике лампочка, рядом салфеточка, на салфеточке бутылочка и динь-динь – стаканчики… и стук-стук колесики!!! Эх, сам бы поехал, да не с кем!
ОН: Прокатись с женой.
ДРУГ (грустно): Вот с женой и будешь ночью смотреть в окошко, а за ним ничего не видно, кроме отражения твоего старого лица, а лицом к лицу – лица не увидать…
ОН: Да… большое видится на расстоянии. (Смеется.)
В доме, где живет ОНА. ОНА входит в комнату, Саша лежит в постели, читает. На стуле у изголовья лекарства. Сын болен ангиной, он говорит шепотом
ОНА: Зачем ты читаешь? Тебе нельзя. Поставь градусник.
САША: Интересно! Мама, слушай, как красиво! (читает): «Есть на свете такое, что никогда не меняется. Есть такое, что остается навсегда!»
ОНА выхватывает у него листок
САША: Ну, ма…
ОНА: Молчи! Тебе нельзя разговаривать.
САША: Мне нравится твой человек, которого ты не видела семнадцать лет. Не то, что вы – какие-то серые, нахмуренные… я чувствовал себя с ним ровесником.
ОНА: Это не делает ему чести, ведь он не мальчишка.
САША: Дело не в этом…
ОНА (присаживается к нему на постель. Читает):
«Но что-то бьется словно пульс под асфальтом мостовых, бьется словно крик под камнем зданий, под тяжелыми шагами уходящего времени, под жестоким копытом зверя, дробящего кости городов, что-то прорастает, как цветок, вновь прорывается из земли, и, бессмертное навеки верное, вновь оживает, словно Апрель».
Молчит.
САША: Это первый и лучший урок литературы, который я получил за девять лет в школе!
ОНА (вынимает градусник, смотрит и кладет на стол): Хорошо же ты учился девять лет. (Читает): «Лепет лесного ручья в ночи, смех женщины в темноте, звонкий, дробный стук гравия под граблями, полуденный стрекот кузнечиков на знойном лугу, тончайшая паутина детских голосов в ясный день – вот что навеки неизменно. Все, что от самой земли, не изменяется: лист, былинка, цветок, ветер, который плачет и засыпает, и пробуждается вновь, и деревья, чьи окоченелые руки содрогаются и стучат друг о друга во мраке, и прах давным-давно зарытых в землю влюбленных, – все, что рождает земля в каждое время года, – да, все, что течет и меняется и вновь возникает на земле, – все это пребудет неизменным, ибо возникает из земли, а она не меняется – и все возвращается в землю, а она вечна. Одна только земля непреходяща и она пребывает вовеки». Это из этой КНИГИ?
САША: Да. Этот листок я у него украду. Он сказал: легко научиться читать, но трудно научиться уметь читать. Усекаешь?
ОНА: Усекаю. Прими лекарство, усекатель. Говоришь о литературе и употребляешь вульгарные словечки.
САША: Это детали. Главное – мысль! Мысль усекла
ОНА: Мысль усекла.
Звонок в дверь, ОНА идет в прихожую. Возвращается с конвертом и вынимает железнодорожный билет.
САША: Что это?
ОНА: Билет на поезд…
САША: На поезд? Куда?
ОНА (подходит к окну и рассматривает коричневую картонку): В Таллин…