Компания прошла мимо меня, я зашла за колодец, на котором лежала большая шапка снега – на Машиной улице, оказывается, еще остался колодец, от того времени, когда наш городок был деревней. Не знаю, кто им пользуется, но мне он сейчас очень пригодился. Парни курили что-то сладкое, как-то совсем бессмысленно смеялись, я порадовалась, что вовремя спряталась.

Виктор Сергеевич ехал долго, я стала замерзать.

– Прости, задержался, мама позвонила, – сказал он, старательно хлопая глазами.

Раздражает он меня? Да. Вижу, что врет. Или мне так кажется. Больше не вижу, какой он милый, симпатичный… Как странно при этом садиться к нему в машину.

– Руся… – Виктор Сергеевич потянулся ко мне, чтобы поцеловать. Я подставила щеку. – Ладно. Мы не гордые.

– А мы гордые, – пожала я плечами.

– Я в курсе, – ухмыльнулся Виктор Сергеевич.

Я слышала отчетливо два разных запаха в машине – приятный запах его одеколона, не резкий, терпкий, я отлично его знаю, у Виктора Сергеевича два любимых одеколона, под разное настроение. Этот – более романтичный. А второй запах был определенный, настойчивый, душноватый – сладких женских духов.

Мне иногда мешает это удивительное свойство. Я слишком хорошо чувствую все запахи. Мне это досталось от мамы. Я смутно помню, как мама кому-то рассказывала, что она услышала от папы запах чужих духов, спросила, нет ли у него женщины, он ответил, что есть, и ушел. Не стал отпираться, ничего говорить. Я не знаю, что из моих воспоминаний – правда, что фантазии, может быть, я когда-то все это и придумала. Трудно поверить, видя моего папу, что он способен был когда-то на такие определенные и решительные шаги.

Сейчас я смотрела на Виктора Сергеевича и пыталась увидеть в нем того человека, который мне очень нравился. И не видела. Как так может быть? Он не поправился, не полысел. Не женился. Он совершенно такой же. Тогда что? Изменилась я? Или что-то изменилось в этой таинственной материи, не видной глазу, но мощной, управляющей миром? Иногда мне кажется, что это даже не сила любви, а материя, только невидимая. Может быть, это и есть та загадочная «темная материя», о которой нам недавно рассказывал физик на уроке? Всем было скучно, а я просто задохнулась от его слов – вот где отгадка многих таинственных событий, которые происходят с нами, многих невероятных совпадений, счастливых выздоровлений, бесконечного горя, когда исчезает эта материя, наполнявшая пространство вокруг тебя. И безграничного счастья, когда она вновь появляется и заполняет собою все.

– Что-то ты слишком загадочная сегодня… И красивая как никогда…

– Ничего что у меня куртка рваная? – спросила я, чтобы остановить его романтический приступ.

– Ничего… – Виктор Сергеевич, не торопившийся отъезжать, опять потянулся ко мне с поцелуями, теперь уже я отстранилась более внятно. – А что так? А?

Я пожала плечами.

– Можете отвезти меня в общежитие? Я безумно устала.

– У тебя кто-то есть, – утвердительно сказал Виктор Сергеевич и неожиданно рванул с места.

От резкого движения меня бросило вперед.

– Ой… – только и проговорила я.

– Пристегнись! – сквозь зубы проговорил он. – В машине надо пристегиваться! Я задал вопрос.

Я молчала, не потому что не хотела говорить ему об Андрее – да, я бы так и сказала, что у меня есть Андрей. Неважно, увижу ли я его в ближайшее время или нет. Но он у меня есть. Но просто я не хотела разговаривать с Виктором Сергеевичем в таком тоне. Пока еще он мой друг. Поэтому я промолчала.

– Ладно…

Озверевший Виктор Сергеевич как-то вдруг стал подозрительно похож на Пашу. Исказились обычно милые черты его лица, выдвинулась вперед челюсть. Я никогда не видела, что у него такие неприятные уши, как плохо слепленные пельмени. Мы как-то пытались в детдоме делать пельмени с картошкой с детьми из семейного корпуса. Лепили-лепили, потом сразу сварили, но получились липкие неровные уродцы с толстым тестом и пресной картошкой.

Виктор Сергеевич, словно почувствовав мой взгляд, стал смахивать что-то несуществующее с ушей и нервно побил себя по щеке несколько раз.

– Сейчас выброшу тебя из машины в сугроб. Шучу! – Он коротко глянул на меня и постарался улыбнуться. – Ты мне можешь все рассказать, – вкрадчиво начал он и сам себя прервал: – А хотя нет! Ну его! В самом деле!.. Зачем мне это? Вот есть я, есть ты… Правильно?

– Ну, в общем, да. – Я пожала плечами. Ведь на самом деле есть я, а есть он.

– Вот сейчас все и решим. Давай ко мне?

– Я очень устала, – честно сказала я. Я могла бы сказать, что уже не маленькая девочка и отлично понимаю его задор. Ничего хорошего он мне предложить не сможет. Точнее так – то, что он собирается предложить, для меня не хорошо. Вот и все. Почему? Потому что я его не люблю. Пока любила, была мала. А теперь подросла и разлюбила. Но как ему об этом скажешь? Мы же сразу перестанем дружить.

– Я понял.

Виктор Сергеевич пару лишних раз объехал вокруг общежития, я терпеливо ждала, пока он накатается, придумает, что сказать и что сделать, но он все-таки взял себя в руки и остановился, метров в пятидесяти от входа.

– Вон там вход, – удивилась я.

– Пешочком пройдешься, голову проветришь. Так, все. Иди. Меня ждут.

– Глупо. – Я посмотрела на Виктора Сергеевича, сжавшего губы в ненастоящей улыбке, крепко держащего руль, как будто он едет на большой скорости. – До свиданья.

– И тебе тоже не хворать, Брусникина. – Виктор Сергеевич зачем-то коротко отдал мне честь, не по-русски, как сержант американской армии, и рванул с места.

Ну ладно. Обидно, конечно, что его интересовало только одно. Он ведь даже не знает, что у меня в жизни за эти дни произошло. «Зато подвез, очень удобно!» – хмыкнул мой бес. «Чертям слова не давали», – отмахнулась я. Хотя правда удобно. Как тут поспоришь?

В общежитии меня ждал сюрприз. У Лены была вечеринка. Я забыла про ее день рождения или не знала, ведь в прошлом году в это время у меня была другая соседка.

В нашей маленькой комнатке сидело человек восемь, еще шесть или семь, изрядно набравшиеся, ходили по коридору. У всех была одинаковая розовая ленточка – в волосах или на шее.

– Руська… – Абсолютно пьяная Лена потянулась ко мне целоваться. – Классно я придумала, правда? Мы сейчас играли в… ой… желания… Давай, наливай… Привяжи себе ленточку… У меня это… элемент! Ой… – Она громко икнула и засмеялась. Кто-то засмеялся вместе с ней. Этот кто-то был мне совершенно незнаком и лежал на моей кровати, в ботинках. – Это… Как в рел… ре… – Она помотала головой и все-таки выговорила: – …в ре-ал-ити-шоу! Э-ле-мент! Нужен элемент! Круто… Я это… – Лена отпила вина и затолкала в рот кусок неровно нарезанной колбасы. – Руська… Я такая старая…

Дальше Лена не смогла выговорить до конца ни одного предложения.