* * *

Tapp швырнул Бену пришедшую в ответ шифровку из Лондона, прихватив заодно из сейфа одноразовый шифроблокнот.

– Давай, – сказал он, – отработай свою зарплату. Разгрызи этот орех.

– Это лично для вас, – возразил Бен. – Посмотрите: «Тарру от Аллелайна, расшифровать лично». Я не имею права прикасаться к этому. Здесь гриф сверхсекретности.

– Делай, что он говорит, Бен, – сказал Макелвор, наблюдая за Тарром.

За десять минут ни один из них не проронил ни слова. Tapp стоял в противоположном конце комнаты и очень нервничал из-за того, что приходится ждать. Он засунул пистолет за пояс рукояткой внутрь. Его пиджак лежал на стуле. Рубашка взмокла от пота и прилипла к спине. С помощью линейки Бен считывал группы цифр и затем аккуратно выписывал то, что у него получалось, в разграфленный блокнот, лежащий перед ним на столе. Сосредоточившись, он уперся языком в кончики зубов и, закончив работу, легонько прищелкнул им.

Отложив в сторону карандаш, он вырвал листок и протянул его Тарру.

– Читай вслух, – сказал Рикки.

Голос Бена звучал мягко и слегка взволнованно:

– "Тарру от Аллелайна расшифровать лично. Я настоятельно требую разъяснений и/или образцы материала прежде чем ответить на ваш запрос.

Цитата информация жизненно важная для жизнедеятельности Службы конец цитаты не соответствует квалификационным нормативам. Позвольте напомнить о вашем тяжелом положении ставшем результатом вашего позорного исчезновения запятая приказываю немедленно перейти в подчинение Макелвору повторяю немедленно запятая Шеф".

Бен еще не успел дочитать до конца, как Tapp начал как-то странно нервно смеяться.

– Вот так так, ну, Перси, ну, молодец! – воскликнул он. – Да, да, повторяю – нет! Знаешь, почему он увиливает, дорогуша Бен? Он, паразит этакий, примеривается, как бы мне в спину выстрелить! Так он и мою русскую девушку угробил. Он хочет проделать со мной тот же фокус, сукин сын. – Он ерошил Бену волосы, кричал и смеялся. – Смотри, Бен, в этой чертовой конторе есть несколько вшивых ублюдков, так что не доверяй одному из них, предупреждаю тебя, или никогда не будет из тебя толку!

* * *

Одиноко сидя в темноте гостиной, в неудобном, по милости хозяйственников, кресле, Смайли продолжал ждать, неловко прижав плечом к уху телефонную трубку. Иногда он бормотал что-то, и Мэндел бормотал ему в ответ; но большую часть времени они хранили молчание. Настроение у Джорджа было подавленным, даже немного мрачным. Подобно актеру, он испытывал разочарование перед выходом на сцену, ощущение того, что какие-то вещи, казавшиеся когда-то значительными и великими, в конце концов становятся маленькими и ничтожными; как и сама смерть казалась ему теперь чем-то маленьким и ничтожным после всех ударов и столкновений, которые принесла ему жизнь. Он уже не испытывал того желания завоевать, покорить, которое он знал когда-то. Его мысли, как это часто случалось, когда он чего-то боялся, были заняты людьми. У него не было суждений или мнений относительно какого-то отдельного человека. Ему просто хотелось знать, как воспримут то, что должно произойти, и потому он чувствовал небывалую ответственность. Он думал о Джиме и Сэме, о Максе, Конни и Джерри Уэстерби и о том, что, вероятно, какие-то личные отношения будут безвозвратно утеряны. Особое место в его воспоминаниях занимала Энн, он думал о безнадежной неразберихе того разговора среди утесов Корнуолла; ему было интересно, может ли вообще существовать такая любовь между двумя разумными существами, которая не основывалась бы так или иначе на самообмане; он бы многое отдал за то, чтобы сейчас встать и уйти до того, как все произойдет, но это было невозможно. Он переживал за Гиллема, и в этом чувстве было даже что-то отеческое; он не знал, как тому удастся перенести запоздалые трудности взросления. Он снова думал о том дне, когда он хоронил Хозяина. Он думал о предательстве, и ему стало интересно, существует ли на свете бездумное предательство в том смысле, в котором существует, скажем, бездумное насилие. Его беспокоило то, что он чувствовал себя лишенным чего-то очень существенного, что те интеллектуальные и философские заповеди, которых он придерживался, терпят полный крах, когда он сталкивается с конкретной человеческой ситуацией.

– Что-нибудь есть? – спросил он Мэндела по телефону.

– Парочка каких-то пьяниц, – ответил тот, – распевают: «Перед глазами джунгли, стоит лишь пойти дождю».

– Ни разу не слышал.

Переложив трубку на левую сторону, он достал из внутреннего кармана пистолет, который уже успел испортить отличную шелковую подкладку пиджака.

Он нащупал предохранитель и какое-то мгновение не мог сообразить, в каком положении он находится, что его очень позабавило. Он выдернул магазин и потом снова его вставил, вспомнив, как проделывал это совершенно механически сотни раз на ночном стрельбище в Саррате еще до войны; он вспомнил: «вы всегда стреляете двумя руками, сэр, одной держите пистолет, а другой магазин, сэр», и как среди новичков Цирка существовала легенда: якобы настоящий профессионал должен класть указательный палец вдоль ствола, а средним нажимать на спусковой крючок. Но когда он попробовал так сделать, ощущение было довольно необычным, и он тут же забыл об этом.

– Пройдусь немного, разомну ноги, – пробормотал он, и Мэндел ответил:

– Валяй.

Все еще держа в руке пистолет, он вернулся на террасу, прислушиваясь, не скрипят ли половицы, что могло подвести его в решающий момент; однако под плохоньким ковриком, скорее всего, был бетон; оказалось, что он может даже попрыгать, не вызывая никакой вибрации. Подойдя к окну, он посигналил фонариком: две короткие вспышки, длинная пауза, затем еще две. Гиллем тут же ответил тремя короткими.

– Я на месте.

– Понял, – ответил Мэндел.

Он постарался сесть поудобнее, обуреваемый тоскливыми мыслями об Энн: ему хотелось помечтать о невозможном. Он положил пистолет обратно в карман.

Со стороны канала донеслось завывание гудка. Ночью? Разве ночью там ходят суда? Должно быть, автомобиль. Что, если у Джералда на случай чрезвычайной ситуации есть какая-то особая процедура, о которой он, Смайли, и не подозревает? Скажем, связь между двумя телефонными кабинами, а затем подсадка в автомобиль? Что, если у Полякова, в конце концов, есть такой связной или помощник, которого Конни не вычислила? Ему уже приходилось с этим сталкиваться. Та система создается таким образом, чтобы она не давала осечек, чтобы обеспечивала встречу при любых непредвиденных ситуациях. Что касается профессиональной тщательности, то тут Карла просто-таки педант.

А его навязчивая идея о том, что за ним следят? Что с этим делать? Что делать с этой тенью, которую он ни разу не видел, а только ощущал, да так, что его спина, казалось, начинала ныть под взглядом его преследователя; он ничего не видел, ничего не слышал, он только чувствовал. Но он слишком стар, чтобы просто так отмахнуться от этого. Скрип лестницы, которая никогда до этого не скрипела; скрежет ставня, когда ветра и в помине нет; автомобиль с другим номерным знаком, но с той же царапиной на правом крыле; лицо в метро, которое ты видел уже где-то раньше: на протяжении долгих лет эти признаки помогали ему выжить; любой из них был достаточным поводом для того, чтобы сорваться с места, переехать в другой город, поменять документы. И все потому, что в этой профессии не существовало такой вещи, как простое совпадение.