Если Мефодию было сообщено из содержания письма хотя бы то, что касалось его лично, он имел полное право не предпринимать совершенно никаких действий. И уж в любом случае не мчать сломя голову в Рим. Насколько он знает апостолика, тот не станет действовать по отношению к епископу, им самим назначенному, окольными путями. А потому он намерен ждать, что папа Иоанн напишет непосредственно ему.

В том же 879 году папский легат епископ Павел Анконский, тот самый, что шесть лет назад по поручению Иоанна VIII помогал старшему солунянину и его ученикам благополучно вернуться в Велеград из ссылки, доставил в моравскую столицу и письмо апостолика к Мефодию. Канцелярия курии сработала безукоризненно, хотя с некоторым нарушением очерёдности посланий.

Своим содержанием письмо действительно подтверждало, что глава римской церкви резко изменил отношение к единственному епископу-греку в землях славян. «Слышал ещё, что служишь литургию на варварском языке, то есть на языке славян», — удивлялся папа и тут же категорически запрещал впредь совершать на таком неприличном языке божественные службы. Кроме того, из письма явствовало, что против моравского епископа выдвинуты обвинения в ереси. Всё это, настаивал папа, понуждает рассмотреть дело в его канцелярии.

Мефодий и сам видел необходимость прямого и нелицеприятного разговора. Про себя он даже был рад письмам Иоанна VIII Святополку, а теперь и ему. Письма расставляли всех затейщиков интриги по своим местам. От латинских духовников он не ждал для себя никакой пощады, как не ждут её от голодных цепных псов. Но он не предполагал, что настолько двуличным окажется в этой истории Святополк. Видимо, душе князя раз от разу досаждала память о совершённом предательстве Ростислава. И он, пытаясь освободиться от той памяти, загонял её в темень новыми мелкими пакостями.

Виновным в выдвинутых против него обвинениях Мефодий себя, разумеется, не считал. Но если апостолик при встрече сочтёт его доводы неубедительными, значит, его с братом и их учеников многолетние труды окажутся под угрозой полнейшего уничтожения. Претерпеть — и в итоге из-за кого? Из-за таких нечистоплотных персон, как Вихинг и венецианский триязычник Иоанн? Опять закаркали, «яко враны на сокол»! Нет, Мефодий не желал и в мыслях смириться с подобным бесславьем.

Он мог счесть для себя оскорблением, что одновременно с ним отправляется на разбирательство в Рим и Вихинг. Но не сам ли Господь проверяет его ещё и таким испытанием? Ну что ж, пусть и Вихинг при всех выслушает, кто из них двоих верно исповедует Никео-Константинопольский Символ веры, а кто его искажает своими лживыми прибавками, наподобие филиокве.

Сведения о ходе следствия в «Житии Мефодия» отсутствуют. Видимо, никто из учеников владыки, способных быстро записывать устную речь, не был допущен на заседания малого синода. Не сохранилось и протоколов суда, который зимой 880 года под председательством Иоанна VIII разбирал обвинения против моравского епископа. Похоже, на ту пору было не до протоколов.

Дело в том, что в Риме ко времени начала процедур уже знали последние вести из Константинополя. Они не могли не озадачить всех здешних иерархов. Накануне в ромейской столице скончался патриарх Игнатий. Совершенно неожиданно император Василий повелел освободить из ссылки бывшего патриарха Фотия, и на созванном тут же соборе Фотию были торжественно возвращены отнятые у него десять лет назад полномочия главы Константинопольской патриархии.

Хотя напрямую эти события как будто никак не были связаны с делом Мефодия, участники заседаний в Риме не могли не знать, что перед ними стоит тот самый грек, который в своё время из Константинополя был направлен вместе со своим покойным братом в Моравию по благословению именно Фотия.

Вряд ли сам Мефодий счёл нужным напоминать сейчас об этом. Но не помешало напомнить, что и Рим, и Константинополь остаются верны освящённому веками Символу веры, который, как здесь известно, пытаются исказить некоторые испанские, а теперь уже и немецкие епископы. Символ, который последовательно и твёрдо отстаивал в своих посланиях как раз патриарх Фотий ещё до своей ссылки.

И, конечно, стоило всё же высказать им своё удивление: неужели многие из заседающих здесь забыли, как покойный папа Адриан II благословлял в Риме славянские богослужебные книги, привезённые братьями из Моравии? И как благословил тогда же, на Рождественских святках, отслужить славянские литургии в нескольких великих храмах города, в том числе и под сводами базилики Святого Петра? И как он же, Адриан, в письме славянским князьям Ростиславу и Коцелу благословил служить литургии для славян по-славянски и только Евангелие велел читать сначала по-латыни, но тут же и по-славянски?

Что из поручений блаженной памяти Адриана не исполняется в Моравской земле? Если вдруг прекратятся славянские богослужения, десятки храмов там сразу опустеют. Народ за 15 лет не просто привык к славянским службам, он полюбил их, потому что людям открылся, наконец, смысл Христова благовестил. В этом ли выискивают ересь? Нужно ли напоминать, что покойный апостолик Адриан нашёл еретическое уклонение как раз в доктрине триязычников-пилатников, до сих пор требующих исполнения христианских богослужений только на одном из трёх языков — греческом, латинском и еврейском?!

Выслушав объяснения сторон, папа Иоанн VIII вдруг, к немалому недоумению многих присутствующих, распорядился следующим образом: архиепископа Мефодия от всех возведённых на него вин полностью оправдать. Служба на славянском языке пусть правится и впредь в заведённом порядке во всех храмах, где служилась до сих пор.

Но чтобы и сторона, выставившая обвинения, не чувствовала себя поражённой в своём усердии, накануне отъезда Мефодия домой папа вручил ему буллу для князя Святополка. В ней Иоанн VIII поблагодарил князя за верность престолу святого Петра, удовлетворил его просьбу о том, чтобы придворные службы отныне служились на латинском языке, сообщил также, что в Нитре открывается новая епископская кафедра и на неё рукоположен пресвитер Вихинг, который будет находиться в подчинении у архиепископа Мефодия. Что же до богослужений на славянском языке, то они благословляются в установленном прежде порядке.

Однако, вернувшись в Велеград, старший солунянин вместо ожидаемой радости увидел на лицах своих духовных детей огорчение паче меры. Оказалось, Вихинг успел сюда из Рима раньше его и уже вручил князю какое-то иное письмо папы. Якобы в том письме признана его, Мефодия, вина в лжеучении и велено изгнать его из страны. Послание уже зачитывалось во всеуслышание. Оттого все чада церкви, верные владыке, и пребывают в плаче и скорби. Но немало объявилось и таких, что тут же переметнулись к Вихингу и теперь злорадствуют, с нетерпением ждут принародного осмеяния еретика, как только прибудет.

Мефодий не мешкая отправился в княжеский дворец. Святополка явно смутили вид вручаемой ему буллы от Иоанна VIII и её тут же озвученное содержание. Обескуражил князя и сам суровый облик владыки. Тот едва сдерживал превеликую досаду на своего собеседника, поверившего подделке и грубому оговору. Если князь до сих пор не может понять, какое же из двух писем настоящее, он, владыка, постарается в самые скорые сроки представить неопровержимое доказательство подлинности привезённой сейчас буллы. А пока просит не предпринимать по сему делу никаких поспешных решений.