Яд Мора полыхал в бывшем регенте; там, где его укусили, жгло сильнее всего — бедняжка Индауль наверняка была заражена, только не знала об этом.

— Вот я и здесь, — с горечью сказал Эзендор равнодушному ветру. — Снова в Доме Безмолвия, стою среди проклятых могил половины магов и искателей приключений, каких когда-либо рождала Аглирта, и борюсь с Мором…

Гнев снова затопил его, и он, ощущая потребность кричать, зашагал вдоль стены.

— Если бы я мог вернуть разум и вспомнить хоть десятую часть того, что некогда умел, я смог бы сам себя излечить вот этим!

Гнев прошел, как и приступ боли. Черные Земли поднял Дваер, доставшийся ему так недавно, с сожалением посмотрел на него и прошептал:

— Но я не могу…

Он бесцельно шел вдоль стены, не глядя на рассыпанные человеческие и нечеловеческие кости и стервятников, которые при его приближении тяжело взлетали в воздух, хлопая крыльями. Один из стервятников отлетел недалеко — просто снова сел на стену вне досягаемости и уставился на барона злобным взглядом.

Гнев снова захлестнул Эзендора горячей волной.

— Снеси это, сожги то, уничтожь третье! Разрушать-то всегда легко… Но создавать, лечить, поддерживать — боги, почему вы сделали это таким трудным? Боитесь, что мы, твари неразумные, достигнем чего-то такого, что лишит вас развлечения?

Ветер унес прочь его горькие слова, но не принес ответа. Эзендор Черные Земли с застывшим лицом нашел лестницу и стал спускаться. Он украл этот Камень у собственной дочери! Оставил ее беззащитной, а сам ушел умирать сюда, повинуясь в безумии Кровавому Мору. Боги, в конце концов погибнуть от рук злорадствующих змеиных прихвостней! Нет!

— Нет!!!

Он громко выкрикнул это слово и смутно осознал, что колотит Дваером по полуразрушенной кладке стены, разбивая каменные блоки, а его окровавленные пальцы превращаются в когти.

Задыхаясь, он вдруг понял, что стоит уже внизу лестницы и все тело его болит. Очевидно, он упал, и к заразе Мора, пожирающей его внутренности, добавились еще и ушибы. Он перевернулся, сел и, застонав, уставился на Камень.

Ладно, если ему суждено умереть, то он умрет так, что потом весь Дарсар будет говорить о его смерти, он умрет, используя эту штуку, во имя Рогов Владычицы!

Поначалу надо посмотреть, кто еще, кроме него, есть сейчас в Доме Безмолвия — кто там пыхтит, ползает, шумит и… и плетет магию.

Ага! Опять торопливо убегающие шаги! Скользящие змеи, затаившиеся скелеты, охраняющие комнаты… или это нечто древнее, более похожее на тень, чем на что-либо еще… толпа перепуганных вооруженных людей, торопливо шныряющая по внутреннему двору под командой не менее чем девяти змеиных жрецов!

Ну ладно же! У Дома Безмолвия дурная репутация, и ее надо поддерживать.

Эзендор Черные Земли осклабился в волчьей ухмылке, прижал к груди Дваер обеими руками, словно младенца, и бегом бросился во мрак, дав волю гневу, но используя Камень, чтобы зацепиться за образы Дома и не сойти с ума, буде на то воля Троих.

— Это, лорд? — робко спросил солдат, поднимая изъеденную лопатку и кости верхней части руки. Два металлических браслета соскользнули с них. Металл позеленел от времени, но на нем еще можно было различить руны и выгравированные надписи.

— Да! Осторожнее, дурак! — рявкнул змеиный жрец, властно тыча пальцем в открытый сундук, который принесли солдаты. — Оберни его дважды в этот саван, чтобы они не соприкасались ни с чем, что мы сюда положим!

Его злобный взгляд сулил воину смерть или увечье, если он, не дай бог, чуть не так завернет кости. Жрец обернулся и заорал:

— Эй, ты! Элмарг или как там тебя? Нажми на камень вон над той резьбой — да нажми, а не кулаком колоти!

Илмарк из Силптара скрыл гримасу. Он умел простукивать старую кладку, когда этот жрец еще мамкину грудь сосал, и как раз сейчас занимался своим делом. Еще два легких удара, и полоса известкового раствора осыпалась, позволив ему сунуть штык лопатки под камень. Он осторожно покачал его, позволив камню увлечь за собой остатки известкового раствора, а затем медленно-медленно вынул его.

За камнем открылось огромное пустое пространство, и змеиный жрец заорал от восторга.

— Великая Змея очнулась во мне! — кричал он, раскинув руки и чуть при этом не выбив зубы двум молодым жрецам по обе стороны от него. — Он даровал мне мудрость! Отойди, солдат, дай увидеть сокровища, которые ждут меня внутри!

Он вырвал фонарь из руки ближайшего жреца и шагнул вперед, не замечая, с какой охотой солдаты попятились от отверстия к выходу из комнаты. Прочие жрецы столпились вокруг него, бормоча:

— Осторожнее, Владыка Траунт!

— Что вы видите, Владыка Траунт?

Владыка Траунт поднял фонарь и вгляделся в темноту, внезапно охваченный странным предчувствием. Рассказывали, что в Доме Безмолвия полно ловушек, и он слышал много жутковатых историй о чересчур отважных искателях сокровищ, находивших здесь вместо богатства свою смерть.

Через мгновение он снова позволил себе вздохнуть.

Через пару вздохов он расслабился. Никаких признаков подстерегающих тварей, колдовских или каких еще, — ни пауков, усыпленных магией, чтобы проснуться при появлении незваных гостей, ни скелетов, оживленных заклинанием. Никто не собирался набрасываться на него сверху или сзади. Внутри стояла только статуэтка, изображавшая вооруженного принца с мечом, размером не больше его собственной головы, вырезанная из одного кристалла рубина.

По постаменту шла надпись в старинном витиеватом стиле, редком для нынешних торопливых времен, но слова прочесть он смог:

«Наследники рода Серебряное Древо, будьте осторожны!»

Хм-м. Кажется, призыву этому не вняли. Они возвращались в этот дворец умирать, возвращались десятками, сраженные проклятием Серебряного Древа! Возможно, эта статуэтка была якорем для древнего проклятия этого рода. Он обернулся и рявкнул:

— Принесите-ка тряпку, и побыстрее!

Жрецы заколебались, один обернулся позвать воина. Траунт прорычал:

— Нет! Один из вас, посвященных Змее!

Жрецы с ужасом и почтением смотрели на него, затем один пригнулся и, торопливо расталкивая остальных локтями, побежал выполнять приказание.

Воины, усмехаясь украдкой, смотрели на него. Траунт решил, что потом разберется с этими наглыми идиотами.

Ему в руку сунули полотно. Он нервно улыбнулся в ответ жрецу, решившемуся на такой поступок, показывая, чтобы тот не ждал благодарности за то, что и так должно было выполняться быстро и без всякого приказа, затем повернулся и осторожно приподнял статуэтку, держа ее через ткань.

Она была твердой и тяжелой, и непохоже было, что в ней есть какие-то секреты или чары. Траунт повернул ее, восхищаясь прекрасной резьбой — да, это был рубин, — затем поставил фонарь и двумя руками почтительно уложил статуэтку в сундук.