Горячая волна нежности к Урсуле затопила его сердце. Он встал и заглянул ей в лицо. Оно было новым и — о! — таким трогательным, в нем читались неуверенность и страх. Беркин обнял ее, а она уткнулась лицом в его плечо.

Вместе с этим нежным объятием на проселочной дороге он обрел наконец покой. Наконец-то покой. Прежняя мучительная напряженность спала, душа успокоилась и набирала силу.

Урсула подняла на него глаза. Чудесные золотые огоньки светились теперь ласково и кротко, в них тоже был покой. Беркин покрывал ее лицо нежными поцелуями. Глаза ее вдруг зажглись смехом.

— Тебе не было больно? — спросила она.

Он тоже улыбнулся и взял ее за руку, мягкую и податливую.

— Ничего, все пошло на пользу, — решила Урсула. И он вновь стал целовать ее — бесконечное число раз.

— Ты согласен? — спросила она.

— Конечно, — последовал ответ. — Подожди! Я еще возьму реванш.

Урсула вдруг хитро засмеялась и обвила его руками.

— Ты ведь мой, любимый? — воскликнула она, крепче притягивая его к себе.

— Да, — мягко произнес он.

Голос прозвучал мягко, но в нем была решимость идти до конца. Урсула притихла, словно услышала голос судьбы. Да, теперь она согласна, но все решилось и без ее согласия. А Беркин все целовал ее — нежно, непрерывно, и в этих поцелуях было столько спокойного, тихого счастья, что у нее чуть не разорвалось сердце.

— Любовь моя! — воскликнула Урсула, поднимая лицо и глядя на мужчину с выражением испуга, удивления, блаженства. Неужели все это на самом деле? Но его глаза светились красотой, кротостью, в них не было и тени напряжения или волнения, эти прекрасные глаза ласково улыбались ей и улыбались вместе с ней. Урсула зарылась лицом в его плечо, прячась, потому что он видел ее насквозь. Она знала, что Беркин ее любит, и испытывала чувство страха, пребывая в неизвестной ей дотоле стихии, неведомой небесной сфере. Она предпочла бы видеть его охваченным страстью, ведь это было хорошо ей знакомо. Но тут все было спокойно и хрупко — так пространство страшит больше силы.

Урсула вновь запрокинула голову.

— Ты любишь меня? — спросила она, повинуясь порыву.

— Да, — ответил Беркин, не замечая ее смятения и чувствуя только покой.

Урсула знала, что это правда. И отстранилась от него.

— Тогда ты должен… — начала она, поворачиваясь и оглядывая дорогу. — Ты нашел кольца?

— Нашел.

— Где они?

— В кармане.

Урсула сунула руку в его карман и вынула кольца.

Нетерпение не оставляло ее.

— Поедем, — предложила она.

— Хорошо, — согласился Беркин. Они сели в автомобиль и поехали дальше, оставив позади памятное поле сражения.

День клонился к вечеру; они бездумно катили вперед по сельским дорогам — в прекрасном настроении, беззаботном и возвышенном. У Беркина было легко и светло на душе, жизнь бурлила в нем, словно сменился источник — он будто заново родился.

— Ты счастлив? — спросила Урсула новым радостным голосом.

— Да, — ответил он.

— Я тоже! — воскликнула она и в самозабвенном порыве обняла и с силой притянула его к себе, не обращая внимания на то, что он ведет машину.

— Остановись, — попросила она. — Всегда ты чем-то занят.

— Нет, давай уж завершим наше маленькое путешествие и тогда будем свободны.

— Будем, любимый, будем! — восторженно вскричала она, покрывая поцелуями обращенное к ней лицо.

Беркин вел автомобиль по-новому — легко и непринужденно, напряженная сосредоточенность ушла. Казалось, он непроизвольно чувствует все, что происходит вокруг, его тело обретало какое-то новое смутное знание, будто он только что пробудился, родился к жизни, так птица, вылупившись из яйца, оказывается в новом мире.

В сумерках, когда они съезжали с большого холма, Урсула неожиданно разглядела справа от них, в низине, очертания Саутвелльского кафедрального собора.

— Вот мы где! — радостно воскликнула она.

Когда они въехали в маленький городок, собор — суровый, мрачный, уродливый — находился в тени угасающего дня, но в витринах магазинов играли, как откровения, золотые отблески заходящего солнца.

— Отец приезжал сюда с мамой, сразу после их знакомства, — сказала Урсула. — Ему нравится этот собор. А тебе?

— Тоже. Он кажется похожим на кварцевый кристалл, торчащий из темной ямы. Давай поужинаем в гостинице.

Когда они спустились к гостинице, часы пробили шесть, и колокола собора заиграли гимн:

Слава Тебе, Господь мой,

За благодеяния, что посылаешь мне…

Урсуле чудилось, что мелодия льется, нота за нотой, на сумрачный город с невидимых небес. Будто обрели голос призрачные минувшие века. Таким далеким все казалось. Урсула стояла на старом гостиничном дворе, там пахло конюшней, соломой и бензином. Подняв голову, она могла видеть первые звезды. Что же это такое? Только не реальная жизнь, а сказочный мир детства — огромный кусок воспоминаний. Все вокруг приняло фантастический облик. Она сама стала неким призрачным видением.

Они сидели в небольшой гостиной у камина.

— Я не сплю? — спросила, смеясь, Урсула, но смех звучал несколько неуверенно.

— Что?

— Ну, все это… происходит на самом деле?

— Лучшее из происходящего — правда, — ответил Беркин, гримасничая.

— Ты действительно так думаешь? — отозвалась она, по-прежнему неуверенно посмеиваясь.

Урсула вглядывалась в Беркина. Он все еще казался ей обособленным существом. Новые духовные глаза открылись у нее, и она вдруг увидела в нем необыкновенное создание из другого мира. Словно ее заколдовали и все вокруг изменилось. Ей вспомнился прелестный отрывок из Книги Бытия[103], где говорилось: сыны Божьи увидели дочерей человеческих, что они красивы. Он был одним из них, одним из этих необычайных существ из потустороннего мира, он взирал на нее сверху вниз и видел, что она красива.

Он стоял на коврике перед камином и смотрел на нее, на обращенное к нему лицо — оно было похоже на цветок, свежий, ярко освещенный цветок, на котором золотыми солнечными бликами играет роса. И нежно улыбался, словно из мира исчезли все слова и они могли только молча восхищаться прорастающими в них цветами. Улыбаясь, они наслаждались созерцанием друг друга, одним только созерцанием, ни о чем не думая, ничего не зная. Но в его глазах мелькнула легкая усмешка.

И вдруг Урсула, словно по волшебству, оказалась рядом с ним. И стоя у камина на коленях, обхватила его чресла и прижалась лицом к бедрам. Блаженство! Блаженство! Ее потрясло ощущение райского блаженства.