и вышла. Серафима Павловна и Людмила Яковлевна значительно поглядели на нее. Ей показалось, что они сейчас что-нибудь скажут или спросят, и она сделала строгое лицо. Они ничего не сказали.

Вере Петровне необходимо было пойти в библиотечный коллектор. Она ушла с неохотой. «Непременно полезут к нему с разговорами и помешают», — думала она.

Вернувшись через несколько часов, она сразу убедилась, что опасения ее оправдались. Он стоял перед дверьми, окруженный всеми. Шел оживленный разговор.

— Нет, мне пора обедать, — говорил он, когда вошла Вера Петровна. — Я обедаю у товарища. Он женатый.

— А вы женаты? — спросила Серафима Павловна.

— Пока нет.

— Ну, наверно, какая-нибудь девушка есть, — сказала Клавдия Ивановна.

— Хотите посмотреть? — спросил он внезапно.

Он засунул два пальца в нагрудный карман гимнастерки, вытащил паспортную книжку, вынул из нее фотографию и подал Людмиле Яковлевне.

— Сколько ей лет? — спросила Людмила Яковлевна.

— Много, — ответил он. — Уже двадцать четыре.

Людмила Яковлевна передала фотографию Вере Петровне. Кудряшки, толстые щеки. Вера Петровна почувствовала, что ей тоже надо что-нибудь спросить.

— Как ее зовут?

— Инна.

— Милое имя, — сказала Вера Петровна.

Он то ли не расслышал, то ли понял по-своему и сказал:

— Да, она очень милая.

Вера Петровна передала фотографию Серафиме Павловне и отошла в сторону. Серафима Павловна спросила:

— И давно вы с ней познакомились?

— Очень давно, еще до военной службы.

— Собирались жениться?

— Ну, как жениться, если надо призываться.

— А когда вы были в армии, она вам писала?

— Конечно, мы переписывались.

— Но не виделись?

— Отчего же. Я два раза приезжал в отпуск, — ответил он, беря у Серафимы Павловны фотографию, кладя ее в паспортную книжку и засовывая в карман.

— И после военной службы не женились? — настойчиво продолжала Серафима Павловна.

— Пока нет.

Он кивнул и вышел. Хлопнула наружная дверь.

— Совсем простенькая, — сказала Людмила Яковлевна про девушку на фотографии. — Но для него в самый раз.

Вере Петровне девушка на фотографии тоже не понравилась. Однако ей вовсе не показалось, что она ему в самый раз; мужчины ничего не понимают. Впрочем, именно этого и следовало ожидать — вот такой фотографии в кармане. Это естественно, иначе и быть не могло. И не все ли Вере Петровне равно? Она хочет только помочь ему поступить в институт, до остального ей нет никакого дела.

5

Вере Петровне ни до чего, кроме его занятий, не было дела, и она решила вести себя с ним как можно сдержанней. Однако исполнить это ей удалось не вполне — может быть, оттого, что со следующего дня установилась удивительная погода. Был первый по-настоящему теплый день весны, и Вера Петровна в первый раз отправилась в город без пальто. От этого она чувствовала себя необычно легкой и бодрой и весело бежала вдоль заборов к станции. Теплый ветерок шевелил ее волосы, солнце ласкало шею, жирная грязь на дороге сверкала так ярко, что на нее нельзя было смотреть, не жмурясь. Птицы кругом рассвистались и заглушали людские голоса, шум шагов, гул далекого товарного состава.

Сейчас они снова встретятся. Ей казалось, что она думает об этом без особой радости. Потом ей пришло в голову, что они ведь могут и не встретиться. Знает ли он, что она всегда ездит в третьем вагоне? А вдруг знает, да вовсе не хочет ехать с ней вместе? Искать его по вагонам она не пойдет, это было бы уже слишком… Может быть, его вовсе и нет в этом поезде…

Она напряженно вглядывалась в подползавший состав. Прополз первый вагон, прополз второй… Он стоял в раскрывшихся дверях третьего вагона.

— Заходите! — закричал он с откровенной радостью, что видит ее. — Я вышел вас встречать на площадку!..

Так и повелось: каждое утро он встречал ее на площадке третьего вагона, в раскрытых дверях, улыбающийся, откровенно обрадованный, брал ее за руку, чтобы помочь ей войти, и, бережно держа за пальцы, вводил внутрь вагона. Они садились друг против друга, и она, глядя в его улыбающееся лицо, не могла не улыбаться.

Говорили они только о том, как идут его занятия. Они обсуждали, не отстает ли он от составленной ею программы. Он успевал прочитывать вовремя все, что она велела, но она сомневалась, хорошо ли он усваивает. Для контроля она задавала ему вопросы и редко бывала довольна его ответами: он отвечал ей формулировками неточными, приблизительными, не теми, что в учебнике. Он часто с ней спорил, не соглашался, говорил, что как раз это самое он и сказал, иногда даже уверял, что учебник врет, и пускался в рассуждения, которые, ей казалось, не относились к делу. У него было множество собственных теорий — о происхождении планет, о превращении неорганического вещества в органическое, о жизни на Венере, о будущем авиации, об использовании атомной энергии, — и он излагал их ей с жаром и увлечением. Она плохо разбиралась в его теориях и не принимала их всерьез, но, слушая его, думала, какой может выйти из него значительный человек, если он будет учиться. Порой внимание его уставало, и он отвлекался, начинал говорить о чем-нибудь постороннем, случайно попавшемся на глаза, — совсем как школьник. Вообще в его повадках, в его простодушной откровенности было много детского, мальчишеского, и это втайне трогало ее. Трогала ее его шея над воротничком гимнастерки — уже по-мужски сильная, но еще нежная, совсем ребяческая.

Сначала эти полчаса в утреннем поезде были единственным временем за весь день, которое они проводили вместе. В библиотеке Вера Петровна избегала его. Ей все казалось, что и Серафима Павловна, и Людмила Яковлевна, и Клавдия Ивановна поглядывают на нее как-то по-особенному; ей казалось, что на нее стали по-особенному поглядывать даже работницы фабрики, посетительницы библиотеки. И, когда он работал за ее письменным столом, она старалась не подходить к нему.

С Серафимой Павловной и Людмилой Яковлевной он держался просто и дружелюбно и нередко болтал. Вера Петровна никогда не вмешивалась в их разговоры, хотя считала, что болтовня отвлекает его от занятий. Тут она была не вполне справедлива, потому что Людмила Яковлевна, знавшая английский язык не так хорошо, как французский, но лучше, чем Вера Петровна, иногда помогала ему заниматься по-английски. Она усаживалась с ним рядом и учила его правильно произносить английские слова. Вера Петровна заставляла себя не подходить к ним в это время; заставляла себя не слушать, что они говорят. Когда необходимость вынуждала ее подойти к своему письменному столу, Людмила Яковлевна тотчас вставала, вытянувшись во весь свой длинный рост, говорила: «Дальше вам объяснит Вера Петровна», —