Но исконно русский избиратель, будучи мудрым, тихим и православным, быстро успокаивался и возвращался к привычным для него делам, предоставляя правдоискательство профессиональным горлопанам, как правило — чуждой национальности.

Кавказский же электорат, сколь бы мудрым он ни являлся, никак нельзя назвать ни православным, ни тем более тихим. Приплюсуйте к этому избыток свободного времени, вызванный невиданной безработицей. И учтите, что кавказское волеизъявление традиционно базируется на взрывоопасной смеси из национальных, религиозных и клановых предпочтений.

Здесь следует обратить внимание на следующее. Только что состоявшиеся выборы президента России никакими беспорядками не сопровождались. Потому что и Эф Эф, и Зюганов, и Явлинский, и прочие для территории никогда не были своими. Потому что никаким словам в предвыборных программах территория совершенно справедливо не доверяла, твёрдо зная, что кинут в любом случае. Потому, наконец, что изменения в центральной власти отражались только на кадровом составе кремлёвской шушеры.

Совершенно другое дело — местные выборы. Возвышение одного из кланов могло привести — а в большинстве случаев и приводило — к серьёзным последствиям. Любой новый начальник в первую очередь зачищал милицейское и прокурорское руководство, потом начинал кадровую перетряску районных и прочих судов. Вскоре любой бандит из родственного «кому надо» клана мог спокойно перемещаться по центральным улицам, поплёвывая через губу, устраивать ночью фейерверки из личного «Калашникова» и увозить для совместной помывки в бане приглянувшуюся гурию из числа побеждённых. А попытавшегося вступиться за обиженных сперва по всем правилам метелили в ближайшем отделении, а поутру везли в суд, где он получал сколько положено за злостное хулиганство, сопротивление органам правопорядка, хранение наркотиков и так далее.

Надо сказать, что теперешний местный руководитель, выбранный примерно за полгода до описываемых событий и имеющий военную биографию, не спешил с переделом. Поэтому митинг протеста, стихийно собравшийся на следующий день после его выборов и не прекращавшийся с тех пор ни на минуту, проходил вяло и без эксцессов. Впрочем, на улице Красноармейской, перед зданием республиканского избиркома, находилось постоянно человек сто. Они уныло помахивали потрёпанными лозунгами — «Нас не запугаешь!», «Почём голоса?», «Требуем честных выборов!».

Около шести вечера, когда стемнело и уже не было видно ни протестующих, ни их плакатов, на Красноармейскую со стороны центра влетели заляпанные грязью «Жигули». Из машины выскочили люди в скрывающих лицо чёрных намордниках и открыли беглый огонь из автоматов. Один палил из пистолета, и его пули слегка зацепили троих — двух женщин и мужчину. Что же касается автоматных очередей, они, как ни странно, ушли в белый свет, как в копеечку.

Отстрелявшись, странные налётчики прыгнули в машину и исчезли.

Известие о невиданном побоище на Красноармейской, где специально нанятые местной властью головорезы расстреляли мирный митинг протеста, мгновенно облетело город.

Рассказывали о двадцати погибших, в том числе детях и стариках, о невероятном числе раненых, практически каждый видел собственными глазами грузовики с окровавленными трупами, летящие к городской свалке на предельной скорости, местный историк и демократ Рома передвигался по окраинам с мегафоном и призывал к самообороне, попутно сообщая населению леденящие факты про Варфоломеевскую ночь и Сицилийскую вечерню. Одновременно прошёл достоверный слух, что вооружённые до зубов добровольцы из черкесских и ногайских посёлков уже на подступах к городу.

Поэтому неудивительно, что сторонники действующей власти тоже не на шутку встревожились. На тёмных улицах появились суматошно передвигающиеся группы вооружённых людей. Стрельба могла начаться в любую минуту и в любом месте.

И она началась — беспорядочная, бессмысленная. Оттого ещё более страшная, под зарево занимающихся пожаров в разных концах города.

Собранные по сусекам, усиленные сотрудниками ФСБ и брошенные на наведение порядка милицейские группы растворились в ночи. Сделать они всё равно ничего не могли, во всяком случае до рассвета или до появления срочно вызванных армейских подразделений.

Фредди выждал час и дал отмашку.

О начале заварушки Ларри стало известно практически сразу. Угомонившегося наконец-то и уснувшего в кресле Платона он трогать не стал, а позвонил в Совет Безопасности, Хож-Ахмету. Тот был зол и неразговорчив.

— Чёрт знает, что происходит, — рявкнул в трубку Хож-Ахмет. — Скоты какие-то пальбу на площади устроили. Что? Да нет, ранили троих — и всё. Уже домой пошли, своими ногами. Сейчас телеобращение готовим, журналисты приехали. Народ надо успокоить, иначе что угодно может начаться. У вас тихо? По моим данным нормально все. Охрану предупреди на всякий случай. Мы никого послать не сможем, здесь только президентская охрана осталась, остальных в город направили. Звони, если что…

Бросил трубку и больше на связь не выходил.

Позже пришёл бледный начальник охраны.

— Вокруг особняка какой-то народ собрался, Ларри Георгиевич, — шёпотом, чтобы не разбудить спящего в кресле Платона, доложил он. — Много. Со всех сторон окружили. Подтягиваются к забору.

— Так, — сказал Ларри. — Понятно. Вот так прямо и собрался народ, одномоментно.

— Нет, Ларри Георгиевич. Начали подходить ещё до стрельбы в городе. По двое, по трое…

— Ну и?

— Старший смены послал двоих — разобраться. Не вернулись.

— Почему мне сразу не сказал?

Начальник охраны потупился. Напоминать о пункте первом должностной инструкции «обращаться к принципалам только и единственно при возникновении очевидной и непосредственной опасности, по ерунде не беспокоить под угрозой немедленного увольнения» не имело смысла.

— Что намерен предпринять? — спросил Ларри, закуривая.

— Объявлена тревога. Заняли позиции по периметру здания. Оружие и боеприпасы розданы. Обеспечена связь.

— С милицией связались?

— Так точно. Они все в городе. Сказали, что приедут, как будет возможность.

— Они не приедут, — сообщил Ларри. — Им в городе на всю ночь дел хватит. Так что давай самостоятельно. Как это у вас говорят — «первомай»? С праздничком тебя! Пролетарской солидарности. Какие планы?

— Я как раз хотел посоветоваться, Ларри Георгиевич. У нас прожекторы стоят, развёрнуты наружу. Эти сейчас только подтягиваются, сколько — непонятно. Можно посветить, конечно. Но есть опасность, что сразу бросятся.

— Я на тебя удивляюсь, — сказал Ларри и выпустил в сторону начальника охраны облако сигаретного дыма. — Ты же военный человек. Они либо сейчас пойдут, либо через полчаса. Тебе полчаса очень нужны? Позарез? Ты ещё что-то не успел сделать, что ты за свою зарплату должен делать? Скажи, что ты ещё не успел, тогда и будем решать.

Начальник из белого стал синим и испарился.