Недовывезение из края товаров грозило тотчас срывом бюджетного равновесия. Трусковский изображал бюджетную обстановку этого равновесия явно в розовых красках: при 430 000 000 руб. дохода – 300 000 000 руб. расхода, но в исчисление последних, по его же признанию, вошли наиболее значительные статьи краевого расхода: на железнодорожное строительство, на постройку элеваторов, на оборудование портов, на шоссирование путей, на постройку здания политехникума и пр. Но в исчисление Трусковского не вошли расходы, связанные с гражданской войной. Кроме мобилизационных расходов, кроме содержания кубанских запасных частей,

Кубань несла расходы по снабжению армии хлебом и продовольствием.

Быч заявил в раде: быть поставщиком для армии есть первейшая и основная задача. А эти расходы по исчислению того же Быча составляли 8 000 000 руб. в месяц, предусматривая это по мере роста Добровольческой армии, расход этот будет увеличиваться. – Откуда мы эту сумму достанем? – спрашивал Быч и определенного ответа на это не давал, как не давал его и наш министр финансов господин Трусковский. Да и трудно было дать этот ответ, когда приходилось умалчивать о некоторых сторонах пропагандируемой новой экономической системы «товарообмена», при котором организующая его власть являлась в одно и то же время и представительницей всего населения и выгодно торгующим «купцом»… отбирающим у населения его продукты по «твердой», самой властью установленной цене. Получалось следующее: в Ставропольской губернии и на Украине была цена на пшеницу – тоже твердая – около 10 руб. за пуд, на Кубани же держалась цена по 6 руб. 08 коп. за пуд, установленная еще в прошлом году… Сравнительно незначительно повысив цены на хлеб, мы желали удержать на известном уровне цены на продукты, производящиеся у нас, и тем не давать возможности повышать оплату труда и увеличивать расход по содержанию войск.

Под эту с первого взгляда невинную фразу пряталась суровая сущность товарообмена, этого прообраза большевистского «Внешторга» и «внуторга»…

Мне как-то самому пришлось испытать, какую неприглядную подоплеку приобретала эта система товарообмена.

Стараниями моего ведомства удалось заготовить несколько вагонов зерна яровой пшеницы; эти вагоны ждали своего передвижения из одной части Края в другой, чтобы там обсеменить поля семенами собранного сорта.

Не тут-то было. Через данную железнодорожную станцию проезжал наш министр продовольствия и снабжения в поисках зерна для обмола. Пшеница (семенная) в вагонах привлекла его внимание, и, облеченный широкими полномочиями, он двинул отборную семенную пшеницу (кособрюховку) в счет своего очередного срочного наряда для продовольствия. Чины моею ведомства были вне себя от подобного обращения с заготовленной с большим старанием семенной пшеницы. Но втуне остались их горячие сетования.

А. Отсутствие эквивалентности

Отбирая хлеб и другие продукты земледельческого труда, власти не были в состоянии доставить населению своевременно и вообще в какой-то срок необходимые товары, даже такие, как каменный уголь, нефть, керосин, не говоря уже о мануфактуре и других предметах фабричного производства.

В Новороссийск прибыл пароход с итальянской мануфактурой. Вокруг этого товара поднялась шумиха и споры между кубанскими органами снабжения и добровольческими, а мануфактура-то оказалась очень низкого качества…

И еще пример. Кубанское население привыкло к машинной уборке хлебов. Нужен был манильский шпагат. В пору уборки мои ведомственные помещения были заняты прибывавшими с фронта на побывку хлеборобами, которые в большинстве приезжали в Екатеринодар, не заезжая к себе домой, чтобы упредить других и вовремя получить свою долю шпагата. Между тем количество шпагата, вообще недостаточное, задерживалось к тому же в Новороссийске из-за трений на почве кубанского и добровольческого ведомственного «патриотизма»… Приходилось использовать пути личного влияния. Для того же, чтобы шпагат перевозился

без задержек, пришлось добиваться особых эталонных команд, чтобы при их помощи продвигать шпагатные эшелоны.

Б. Донская эмиссия

Наиболее наглядно обнаруживалась беспомощность системы кубанского товарообмена через факты печатного ростовского денежного станка. Экспедиция заготовления денежных знаков в Ростове по приказам донского правительства выпустила с 1 января 1918 года по 15 октября 1919 года бумажных денег на сумму 9 202 000 000 руб. Из этой суммы донское правительство оставило в своем распоряжении 4 293 000 000 руб., отпустило в распоряжение главного командования – 3 982 000 000 руб., Кубань же получила всего – 610 000 000 руб.

Деньги эти имели хождение по всей территории в равной расценке. Не равное их распределение между правительствами вопияло само за себя… Правительства, получившие в свое распоряжение большие фонды, располагали большими возможностями закупки товаров и других полезных ценностей. Кубань попадала в категорию обойденных, доставляя на рынок значительно больше ценностей, по сравнению с другими, а пользовалась значительно меньшим или, как в своем просторечии они говорили: «нам попадает лишь то, что протекло сквозь пальцы у донцов и добровольцев».

Командование Добровольческой армии стало потом выпускать свои деньги (колокольчики), а донцы тогда же увеличили свою эмиссию 13 ноября – еще на сумму 10 000 000 000 руб. При этом донское правительство всячески сопротивлялось, чтобы поставить эмиссию под общий контроль, и не допускало осуществления пропорциональности в распределении продукции печатного станка. Кубань, даже огородившись рогатками и пограничной стражей, оставалась беспомощной перед денежным натиском энергичного окружения, и кубанские продовольственные запасы становились объектом спекулятивного спорта. Там, где исстари вывоз производился гужевым путем, в части Ейского и Кавказского отделов, близких к тому же Ростову, дело просто решалось взяткой, передаваемой из рук в руки чинов пограничной стражи и ловких переправляющихся на тех же возах спекулянтов…

Экономическая блокада Кубани

К началу осени 1919 года Кубань экономически оказалась замкнутой. Попала она в такое положение, главным образом, по вине собственной власти: правительства и руководящего большинства Законодательной рады. Теоретически, однако, у этой власти еще оставалась возможность в любое время сломать рогатки, вывезя на рынок свои богатства, и приобрести взамен необходимые фабрикаты. Но руководители добровольческой экономической политики рассудили иначе.

Началось с того, что на территории, занятой Добровольческой армией, была объявлена 13 июля свободная торговля хлебом и кожами и ставился вообще вопрос о свободе местной торговли. В одном частном изломе местной жизни это означало прежде всего дать пожать плоды своей энергичной деятельности господам типа некоего Моллго. Эти ловкие дельцы кое-что уже успели заблаговременно купить и вывезти с Кубани. Кое-что они закупили, но изыскивали пути для вывоза…

В газете «Свободная Речь» (официозе «Особого совещания») тогда было уделено большое внимание принципу свободы торговли[84]. Отмечался прежде всего общий «вред