— Как Петер? — первой спросила Катя. — Он умер год назад. — Мне жаль. Он был неплохим человеком. — Раньше ты так не думала. — Мне было двенадцать. — Это твоя сестра, — по-шведски объяснила Вера младшей дочери. Та кивнула. — Мы можем говорить по-шведски, если тебе удобнее, — сменила язык Катя. Вера немало удивилась. — Я думала, ты захочешь забыть этот язык. — Знания не бывают лишними. — Твой отец прислал мне твои свадебные фотографии. Так я поняла, что ты замужем за моряком. — Это папа сказал тебе, что я в Стокгольме? — Да. И что я теперь бабушка.

Катя достала телефон. Нашла фотографию Саши и Андрея. Показала Вере и Виктории. — На кого похожи? — На отца. — Катя, я… У меня нет права. Я понимаю. — Ты можешь к ним приехать, если захочешь. Они твои внуки. — Катя, я могу попросить? — Вера перешла на русский, видимо, чтобы младшая не поняла. — Можешь… — Не бросай сестру, пожалуйста. Если что-то со мной случится, забери её. Она не виновата. Я одна… — Хорошо. Я тебе обещаю. — Спасибо. — Мне пора. Пока, — Катя пошла по трапу на "Разящий". Сверху стоял Вадим. И сейчас Кате больше всего на свете хотелось, чтобы он её обнял. Но в середине трапа что-то заставило её обернуться.

Вера с дочерью всё ещё стояли на причале. Катя улыбнулась сестре и помахала ей рукой. Виктория слабо улыбнулась в ответ.

Уже на палубе Катерина рухнула на руки Вадиму. — Это была твоя мама? — Да. И младшая сестра. Я пообещала, что если что-то случится, заберу её к себе. — Вот и правильно. Пойдём. Теймур тебе мяты заварит.

Вечером Катя секунда за секундой прокручивала встречу с матерью. Даже это слово совсем не вязалось с человеком, которого она сегодня видела. Катя пыталась понять, ради кого сегодня приходила сюда Вера. Ради неё? Ради внуков? Или только беспокойство за судьбу младшей дочери толкнуло её на этот шаг?

Рассказать ей про внуков и без того было жестом милосердия. Новость, которую Катя утром сообщила мужу, достойна была сейчас услышать совсем другая женщина.

— Алле, мам, привет! Как вы там? Мальчики как себя ведут? — Привет, родная моя! — отозвалась Лёля, — Андрей уже влился в банду Игоря и Алекса. Они вторые сутки, как на каникулах. Уже положили хлопушку в почтовый ящик соседей. А потом над ручьём учили Андрея переправляться по верёвке через водные препятствия. Слушать, что он маленький, не желают. Таскают за собой. Останавливаются только после угроз, что мы заберём их из Нахимовского. Санька, слава богу, пока не может с ними шкодить. Но очень хочет. Его пасет Соняша. Дед Вова взялся переставать беседку. Бабушки завтра вместе идут в театр. А так у них ежедневные идеологические споры. Бабушка Лена дрожит над правнуками, как над хрустальными. Ты ж её знаешь. А бабушка Мила все разрешает. Дашуте Марусю с Гошкой привезли сегодня. Кира с Алиской тоже тут. Короче, у нас весело. Вы то как?

— Маамм, у нас новости… Скоро будет ещё веселее…

Лааадно… Чего не сделаешь для любимых читателей. Ловите.

****

Таксист глазам своим не верил. За долгие годы за баранкой такси в Питере он возил немало военных. Но чтоб такое — впервые.

Сначала к нему в салон сели два адмирала. Без шуток. Тот, что постарше — с двумя большими вышитыми звездами на погонах. Тот, что сильно моложе — с одной. Сначала даже показалось, что второй не настоящий. Таких молодых адмиралов не бывает. — Вадим Андреевич, давай в багажник что ли ящик.

Таксист увидел, что в качестве багажа у этих пассажиров — ящик армянского коньяка. С пятью золотыми звёздочками на этикетке.

Промежуточным пунктом маршрута значилось Нахимовское училище. Оттуда выскочили три воспитанника. Один постарше, двое других помладше. — Алекс, не опаздывай! — крикнул тот, что постарше. — Так, Аркашка, ты вперёд. Игорек, забирайся в середину назад, — распорядился младший адмирал.

Таксист старательно сделал вид, что не удивлён. Конечный пункт был в Сестрорецке.

Возле добротной дачи на берегу залива машина остановилась. И из ворот встречать гостей вышел совсем пожилой человек. Адмиральская форма будто придавала ему сил.

Таксист наблюдал, как старик обрадовался всем прибывшим. — Товарищ вице-адмирал, представляюсь в новом звании контр-адмирала, — отрапортовал молодой. — Ну вот! Я же говорил. Что? Коньяк что ли привёз? — Так точно, Алексей Петрович. Привёз. И полез в багажник за ящиком. — Здорово, Владимир Максимович! Рад! Спасибо, что навестил старика. — Не прибедняйся! Ты старше меня только на пять лет. — Вадим Андреевич, кого привёз? — Нахимовец Ветров. — Ого… А инициалы? — Аз, Веди, товарищ вице-адмирал. Аркадий Викторович. — Нахимовец Кузьмин-Склодовский. — Вот так даже? — Это мне зять разрешил. Чтоб фамилия флотская продолжилась. — Ну, заходите, гости дорогие. Рад всех видеть!

Специально для тех, кого волновала судьба Хельмута Ратковски.

Хельмуту нравились европейские старинные города. Он иногда представлял, как жили тут люди лет триста назад. В некоторых городах это было легко. Европа не сильно изменила облик. Существовали кондитерские, открытые в позапрошлом веке. Магазины и мастерские, помнящие ещё прапрапрапрадедушек нынешних хозяев. В России было сложнее. Москва двухсотлетней давности никак не проступала сквозь Москву нынешнюю. Разве что Кремль и отдельные храмы.

Он уезжал из России с некоторым сожалением. Всё-таки год работы в другой стране, хоть он и улетал периодически в Мюнхен, делал его немного русским. Ещё немного и довод "Пятница же, потом пробки, а надо попасть на дачу" стал бы достаточным, чтобы закончить работу на пару часов раньше.

Прага была некой средней величиной. Между славянской лёгкой расслабленностью и немецкой собранностью. Ратковски прилетел на очередную отраслевую выставку. Его дед терпеть не мог такие мероприятия. Считал это пустой тратой времени. Особенно не жаловал "круглые столы", где все просто "лижут друг другу пятки, пытаясь хорошенько спрятать собственную задницу", не сильно выбирал он слова. То, что почти треть контрактов нынче заключается именно на таких форумах, признавать не желал. Предпочитал формат "один на один". Хельмуту приходилось отдуваться. Слушать выступления, высказывать позитивные суждения и кивать с умным видом.

С выставки он сбежал, когда содержательная составляющая стремительно пошла к нулю. Пошёл бродить по улицам старого города. Одинокие прогулки — не самое весёлое занятие. Не учёл он, что в Праге, как по всей Европе, сейчас полно беженцев. Не женщин с детьми, а вполне сильных и молодых ребят арабской внешности. Совершенно не желавших ни работать, ни вливаться в европейскую культуру.

Удар по голове смягчила шапка. Потом ударили по ногам. Хельмут упал. То, что было дальше, плохо укладывалось в голове. Он отчётливо слышал звук удара. Но явно били не его и точно не рукой. — Ах, вы сволочи! — раздался рядом женский крик. Почему-то по-русски.

Хельмут решил, что это последствия удара по голове. Ему мерещится. Но тут ему под голову подложили что-то мягкое, оказавшееся женской сумочкой. — Спасибо, — сказал Хельмут тоже по-русски. — Не за что. Болит что-то? Видите меня?