– Марш в столовую. Франсуаза, проследи. Жан, ко мне.

Пока онемевшая семья спускалась вниз а Жан исполнял команду «ко мне», скромный ваш рассказчик и недоделанный моралист, Пауль Гульди, он же Этиль Алинар, закрыл глаза, ахнул кулаком в стенку, так что штукатурка посыпалась и сказал длиннейшую, проникновенную фразу.

Если отжать нецензурщину и поминовения родственников, я объяснял герцогу Хаэльгмунду куда он может затолкать себе все свои инструкции и наставления. Потом я рассказал все что думаю про тех кто их писал, и что я с ними при встрече сделаю. Вспомнил тех, кто меня сюда послал. Институт наблюдателей вообще. Себя, какой же я глупый и безвольный. Тряпка. Снова Хаэльгмунда.

– …Хоть штрафуйте, хоть сажайте, можете даже расстрелять! – закончил я и только тут сообразил, что все это я высказал очень громко и на родном языке. Не на немецком. И что весь выводок ван Артевельде глядит на меня широко разинутыми глазами. Именно так: разинутыми.

Я глянул на младших и женщину так, что их сдуло. Взял Жана за грудки. И нырнул в омут должностного преступления:

– Брат, я сейчас буду лечить Сибиллу по-своему. Многое может показаться странным, но не смей мне мешать, я и так слишком долго медлил. Ты понял? Запри все двери и не мешай. Н-е м-е-ш-а-й. И прости, что я только сейчас решился. Исполнять. Да. И водки.

– Это для Сибиллы?

– Нет. Это для меня.

НЗ на сундуке.

Что мне нужно? Инъектор. Универсальный антибиотик. Универсальный солевой концентрат. Витаминный комплекс. Стимулятор. Антисептик. Диагност. Хотя диагноз и так на лицо с первых дней пандемии: холера. Нечто уносившее сотни тысяч жизней и давно забытое моим миром, но что лечиться, как апчхи.

– Будьте вы прокляты, – сказал я, не имея ввиду никого конкретно, потому что имел ввиду я слишком много людей. И альвов. И пошел спасать жизнь. В первый раз. Раньше только отнимал. Пора начинать.

– Сибилла, дядя Пауль принес волшебное лекарство. Мне только что один добрый эльф в дымоход его скинул. Ты только никому не рассказывай, хорошо? Пусть это будет наш секрет. – Понятно, что расскажет. Дай только добраться до подружек на улице. Я буду герой всех детских басен на этом берегу Шельды. И если бы только детских.

Наплевать. Уже наплевать.

Острая инфекция желудочно-кишечного тракта. Возбудитель – вибрион холеры. Так сказал мне цилиндрик-диагност приятным женским голосом. Как мы и думали. Антибиотик внутривенно. Капсулу в инъектор. Секунда на активацию капсулы. Готово.

– Сейчас будет немножко больно, девочка. Потерпи. Дай ручку.

Протереть место укола антисептиком. П-с-с-к. Ой. Вот и все.

Он «кговь» пускать собрался. Пиявок ставить. Козел. В теле и так ни грамма жидкости не осталось. Не знаешь, не можешь, так и скажи. Сука жадная, сколько ж ты народу на тот свет успел отправить за гонорар?

Универсальный солевой концентрат. Капсулу в инъектор. П-с-с-к. Теперь витаминов. Стимулятор. Общеукрепляющее. Три раза п-с-с-к. Сибилла не поморщилась. Молодец, храбрая девочка. Даже улыбается. Умничка моя.

Ну теперь только молиться. И о-о-очень много воды!

– Теперь ты поправишься.

– Спасибо, дядя Пауль. А как зовут того доброго эльфа?

– Хаэ… то есть я хотел сказать, – что бы соврать на этот раз? – Святой Николай. Он всех больных жалеет и тебя тоже.

– А разве Николай – эльф? – хитро прищурилась Сибилла.

– Он лучше любого эльфа, детка. – Что правда, то правда. Среди альвов, эльфов, какая разница, такие типы попадаются, что просто нет слов. – Попроси его от души, и он никогда не бросит. А пока поправляйся. Я пойду, твоих обрадую.

Теперь займемся старшенькими.

– Фрасуаза, – непререкаемо сказал я, отсекая вопросы, – сейчас девочка захочет пить. Очень захочет. Возьми котел и вымой его мылом изнутри. Тщательно. Не спрашивай зачем, просто вымой. Потом вскипяти воды. Я сказал вскипяти. Понимаешь о чем я? Это когда вода булькает и пузырится. Давать пить только кипячёную воду. Только.

В первый день она выпьет много. Не меньше двадцати лит… сорока пинт. Поить постоянно. Ты поняла меня?

– Она поправиться? – в глазах столько надежды, что чуть не расплакался от жалости и облегчения.

– Да. Франсуаза, теперь все хорошо. Ты здесь самое разумное существо. Слушай меня внимательно и запоминай. Никогда… то есть, всегда мыть руки перед едой. С мылом, тщательно, по локоть. Мыло ваше – дрянь, но это лучше чем ничего. Для готовки и питья употреблять только кипяченую воду. Фрукты-овощи и прочее мыть только кипятком. Кипятком, я сказал! Немытых плодов не есть! Запомнила? Это залог выживания. Меня следующий раз может не оказаться.

Теперь профилактика.

Я мысленно показал небу межрасовый жест, обозначающий эрегированный член.

Одну спас, я если кто ещё заболеет? Сколько они с инфицированной провошкались?

– Все подошли ко мне. Закатали рукава по локоть. – Картинка из меня та еще. Ворот расстегнут, в одной руке сияющий нержавейкой пистолет инъектора, в другой руке бутыль с водкой. В глазах боевая сталь напополам с алкоголем. – Протереть руку вот этим. – Бутылка звенит донцем по столешнице. – Хорошо, по одному ко мне. Будет больно, не дергаться.

Жан, Филипп, Лютеция, Франсуаза. П-с-с-к, ой. Четыре раза. Теперь всё.

– Свободны. Франсуаза, марш кипятить воду. Поить девочку, как коня перед кормежкой. Разойдись.

Хозяйка наша подошла ко мне, взяла за руку, заглянула в глаза снизу вверх, хорошо так снизу вверх.

– Кто ты, Пауль?

– Капитан ландскнехтов его императорского величества Карла V. – Я спрятал инъектор и хлопнул водки из горла. Грамм двести. А что еще мне было говорить? Я же не добрый эльф!

Вы думаете, что все закончилось?

Я имел наивность расслабиться, но не тут-то было! Иначе, зачем я так всё подробно расписывал? Как водится, фортуна потянула из меня жил и завила в веревочку только для разминки. Я мыслю, что лимит спокойной жизни окончился для меня в жирном любекском восьмилетии.

А быть может, ландскнехту просто не пристало так долго салом обрастать, для чего испекли для меня где-то там, где вершатся судьбы мира, замечательный кус напряжения. Чтоб порастрясти, значит, а что растревоженная душа при этом запросто могла с похудевшим телом расстаться, так это забота для высших сфер слишком мелкая: попрыгай солдатик.

Нельзя не учитывать людскую зависть, это силища сокрушительная.

Сибилла шла на поправку, я был счастлив, вместе с новой моей семьёю. Поглядывали на меня теперь по-иному, статус изменился. Раньше меня любили за что-то, за совместные годы «по яйца в крови», за геройский ореол, за детей, наконец, я Франсуазу имею ввиду.

Теперь меня любили не за что, а почему. Теперь меня боялись. Любили и боялись, даже Жан, так как из полкового приятеля, дежурного няньки и все прочее, я за полчаса превратился в бога, или ангела, или иное какое сверхъестественное существо. Причем не сошедшего Христа, или святого Николая, которого лютеране не почитали, а ожившее суеверие, что навсегда прописаны в тёмных языческих глубинах германских и кельтских душ.