Трувор. И от тех Варяг прозвася Руская земля, Новугородьци, ти суть людье Нугородьчи от рода Варяжьска, прежде бо беша Словении[446].

«И от тех Варяг, находник тех, прозвашася Русь, и от тех словет Руская земля; и суть Новгородстии людие до днешнего дни от рода Варяжьска», — добавляет Новгородская I летопись[447]. Эти строки, варьирующие в различных летописных сводах, послужили поводом к созданию бесчисленных норманских и антинорманских теорий о варягах, их приглашении или завоевании ими, о происхождении термина «Русь» и т. д. и т. п., т. е. всех тех проблем, которые волновали исследователей начиная с XVIII в. и до наших дней. Мы не собираемся давать историю вопроса, ибо это дело историографического труда, а не конкретного исследования, подобного нашему[448]. Нам кажется, что летописный рассказ о призвании варягов в искаженном и отредактированном бесчисленными летописцами виде, часто выполнявшими определенный политический заказ, отразил вот какого рода конкретные исторические события, имевшие место где-то на северо-западе Руси около начала второй половины IX в.

Туманные предания, сохранившиеся в Новгороде и попавшие в летопись, говорят о «старейшине» новгородском Гостомысле. Пусть Гостомысл — легендарная личность, но воспоминания о доваряжской самостоятельности Новгорода, об управлении в нем «старейшин» несомненно отражают время «волостей» и «земель», управляемых местными владыками[449]. Один из таких владык пригласил на помощь в борьбе с другими «старейшинами» какого-то варяжского конунга, которого летописное предание назвало Рюриком.

И придоша к Словеном первее и срубиша город Ладогу, и седе старейшей в Ладозе Рюрик[450].

Но варяжскому викингу показалась заманчивой перспектива овладеть самим Holmgard — Новгородом, и он, с дружиной явившись туда, совершает переворот, устраняет или убивает новгородских «старейшин», что нашло отражение в летописном рассказе о смерти Гостомысла «без наследия», и захватывает власть в свои руки. Никоновская летопись, несомненно использовавшая какие-то древние источники, отмечает, что узурпатор встретился с длительным и сильным сопротивлением со стороны новгородских «мужей» и, как об этом свидетельствуют позднейшие события, связанные тоже с «насильем» варягов, этими «мужами» были новгородские «лучшие мужи» из «Словенской тысячи», древней новгородской городской военной организации — тысячи, сложившейся у древнейшей части Новгорода — Славны, Славенского холма.

Вскоре после переворота (Никоновская летопись дает и дату — 864 г.) «уби Рюрик Вадима Храброго, и иных многих изби новгородцев, съветников его». Борьба с варяжским узурпатором длилась долго. Прошло три года и «…избежаша от Рюрика из Новгорода в Киев много Новгородцкых мужей»[451].

Известия Никоновской летописи о борьбе Вадима Храброго и «съветников его» с варягами Рюрика станут нам тем более понятными, если мы учтем, что вокняжение Рюрика в Новгороде произошло в результате переворота, помимо воли и желания новгородских «мужей» и даже вопреки им, а это, естественно, породило борьбу между узурпаторами-варягами и новгородцами, стремившимися сбросить навязанную им оружием власть варяжского викинга. В летописном повествовании различных сводов нашли отражение и приглашение варяжской дружины (что и послужило мотивом для летописного рассказа о призвании варягов), и захват власти варягами, и борьба с ними, что вылилось в сообщение о Вадиме Храбром и «съветниках его», выступивших против Рюрика.

Если быть очень осторожным и не доверять деталям, сообщаемым летописью, то все же можно сделать из известных нам фактов вывод о том, что варяжские викинги — допустим, даже и призванные на помощь одной из борющихся сторон, — из приглашенных превратились в хозяев и частью истребили местных князей и местную знать, частью слились с местной знатью в один господствующий класс[452].

Варяги еще не раз пытались совершать нечто подобное тому, что произошло в Новгороде.

Так было при Владимире, когда они, захватив Киев, заявили Владимиру: «се град наш, мы прияхом и», и только умелая и осторожная политика спасла Киев и Владимира от повторения новгородских событий предшествующего столетия.

Почти аналогичное явление имело место в Новгороде при Ярославе, когда варяжские дружинники грабили и насильничали над новгородцами, чем и вызвали выступление последних против себя и резню варягов.

Так произошел захват власти варяжским конунгом.

Рассказ летописца о призвании варягов возник в определенное время, в определенной среде, под влиянием политических факторов определенного порядка.

Наличие в Киеве XI–XII вв. англосаксонской параллели призвания князей «из за моря» не может вызывать сомнений ни у кого.

Это время Эдвина и Эдуарда, сыновей английского короля Эдмунда Железный Бок, изгнанных из Англии датским конунгом Канутом, Гиты Гаральдовны и тех англосаксов, которые в качестве свиты и наемников-дружинников появились в это время в Киеве, время ирландцев-скоттов, время, когда изгнанные норманнами англосаксы появились на Руси и в Византии.

С ними вместе на Русь пришли эпические мотивы о борьбе племен и призвании из-за моря братьев править и княжить, чрезвычайно близкие летописному рассказу о призвании трех братьев-варягов; равным образом как и те сказания и материалы, которые послужили англосаксонской параллелью к «Поучению детям» мужа англичанки Гиты Гаральдовны Владимира Мономаха. И ирландское предание о призвании трех братьев, равно как и рассказ Видукинда в его истории саксов о призвании бриттами в свою «великую и обильную землю» князей из саксов Генгиста и Горсы, несомненно послужили прототипом рассказа летописца, создававшего свое сказание под влиянием рассказов и песен англосаксов Киевского двора.

Варяжское происхождение династии Рюриковичей, их скандинавские связи, та роль, которую играли варяги при дворе киевских князей, неясные припоминания о временах викингов на Руси, реальные норманны времен Ярославичей и Мономаха — все это послужило почвой, на которой летописец создал свой рассказ о призвании варягов, связав единодержавные политические тенденции Мономаха, по инициативе которого в угоду концепции «приглашенного князя» и единства княжеской линии в Михайловском Выдубицком монастыре редактировалась в начале XII в. «Повесть временных лет», с теорией «призвания варягов», с вопросом о роли варягов на Руси и, наконец, с происхождением самого термина «Русь».

Мы не знаем, существовали ли реальные Рюрик, Синеус и Трувор, но нет никаких оснований обязательно считать их легендарными.

Имя «Рюрик» несомненно скандинавское Hródrekr, Rorik, Rörik. Мы знаем попавшего во французские летописи Рӧрика Датского, известного своими набегами на страны Западной Европы, укрепившегося в городе Бирке, где начиналась знаменитая «дорога на восток», в Гардарики, «austrvegr» скандинавских саг и рун. Такой же конунг Рорик мог появиться и в самой Гардарики, сперва в Ладоге, а затем в Новгороде. О неясных и туманных местных белозерских преданиях о Синеусе сообщает А.А. Шахматов в своих «Разысканиях о древнейших русских летописных сводах». Вопрос о Рюрике заново пересмотрен Г. Вернадским в его книге «Ancient Russia» (1944 г.).

Мы можем сомневаться только в том, был ли