– Пардон, месье, – сидящий рядом со мной Буданкур хмурился, разглядывая кусок намокшего знамени. – Мочь вы сказать, – он показал на черную надпись, – что означать эти слова?

Читать на малагасийском я не умел, конечно, зато достаточно поднаторел в здешней геральдике, чтобы знать, о чем речь.

– Здесь написано «Ранавалуна», – пояснил я ему. – Так зовут королеву этого пр-того острова, и благодарите свою счастливую звезду за то, что вам довелось познакомиться с ней только таким вот образом. Могу поведать вам…

Тут Элспет завозилась у меня под боком, и я решил, что чем меньше скажешь, тем меньше соврешь. Я посмотрел на нее – она и впрямь проснулась, но не слушала нас. Ее глаза кротко опустились долу, причины чего я не мог уразуметь, пока не заметил, что платье ее изодрано настолько, что оставляет почти неприкрытыми ноги, и похотливые взгляды всех лягушатников в шлюпке направлены именно на нее. Неужто она не замечает этого? «Клянусь Георгом, – думаю я, – тут может завариться настоящая каша, потому как эту жеманную шлюху хлебом не корми, дай только сделаться предметом вожделения для орды изголодавшихся парней…»

– Не возражаете? – обращаюсь я к Буданкуру, беру у него из рук половинку знамени и укрываю колени Элспет, хмуро зыркнув на огорченных лягушатников. Элспет посмотрела на меня с невинным недоумением, потом улыбнулась и прильнула к моему плечу.

– О, Гарри, – вздохнула она. – Ты так заботишься обо мне.

* * *

[Последняя выдержка из дневника миссис Флэшмен,

…июля 1845 г.]

…по совести говоря, очень тяжко было так скоро расставаться с моим дорогим-предорогим Г., особенно после того как мы претерпели столь Жестокую Разлуку, и как раз в тот момент, когда мы чаяли уже насладиться теплом и уютом в обществе друг друга, и вкусить Блаженный Покой в лоне нашей Старой Доброй Англии. Но Губернатор Маврикия настоял, чтобы Г. отправлялся в Индию, где, по слухам, ширится недовольство среди народа Сикхов, по каковой причине возвращавшиеся в Англию полки были повернуты назад, и в случае войны потребуется каждый офицер, имеющий боевой опыт.[156] Так что моему милому, состоящему на действительной службе, пришлось отправиться в Бомбей, не без Настоятельных с его стороны Возражений. Он даже зашел так далеко, что пригрозил положить на стол свой Патент и уйти со Службы, но этого ему и подавно не дозволили.

Так что мне остается горько оплакивать судьбу, подобно дочери Аллина[157] – или это был ее отец, точно уже не помню, – тогда как мой Возлюбленный Супруг вернулся к исполнению своих Обязанностей, и я очень надеюсь, что он будет осторожен, имя дело с Сикхами, людьми, похоже, в крайней степени неприятными. Единственным Утешением служит мне мысль, как хотел мой ненаглядный сопутствовать мне по пути домой самолично, и что именно его Любовь и Нежная Привязанность ко мне послужили причиной столь яростного его нежелания ехать в Индию (и он на самом деле так разгорячился по этому поводу, что наговорил господину Губернатору множество неприятных слов, которые я не привожу здесь, уж слишком они были грубые). Но никогда я не заставлю его сойти с Пути Славы, столь любезного его сердцу, ради моей скромной персоны. Да в этом и нет необходимости, ибо я нахожусь в уюте и безопасности на борту «Зеле», командир которого, капитан Фезек, любезно предложил мне доехать с ним до Тулона, а не дожидаться пакетбота Ост-Индской компании. Капитан очень Любезен и Внимателен, наделен превосходными манерами и полон расположения ко мне, как и все его офицеры, в особенности лейтенанты Гомар и Сен-Жюст, Деленкур и Амбре, а также милейший Буданкур и даже мичманы…

[Конец выдержки. – Чушь, лицемерие и притворство в высшей степени! Вот так подобающее порядочной супруге поведение, полюбуйтесь-ка!!! – Г. де Р.]

(На этой эмоциональной реплике первоначального редактора мемуаров рукопись шестого пакета «Записок Флэшмена» подходит к концу.)

Приложение 1. Крикет в 1840-е годы[158]

К крикету, как и ко многим другим вещам, у Флэшмена имелось свое, особое отношение, но не вызывает сомнений, что сквозь пелену обычного его цинизма просвечивает искренняя любовь в этой игре. Это неудивительно, поскольку крикет можно почитать в качестве одного из самых утонченных и изысканных видов спорта, когда-либо изобретенных человечеством, требующего силы и искусства, а также представляющего неограниченные возможности для натур, подобных нашему герою. К тому же играл он отлично, если следовать его собственным воспоминаниям и свидетельству Томаса Хьюза, которому можно тем более доверять, что у него не имелось оснований превозносить Флэшмена. Вне всякого сомнения, не посвяти себя Флэшмен военной карьере и иным занятиям, он вполне мог снискать почетное место в истории крикета, как один из самых выдающихся обладателей быстрой подачи: то, как им было выбито трио таких игроков, как Феликс, Пилч и Минн (ранневикторианские аналоги Хоббса, Бредмана и Кейта Миллера), говорит о таланте, намного превосходящем средние способности.