За федералами мрачно наблюдал Клайв. Он бродил по саду, от одной ямы к другой, останавливался перед разворошенными газонами и, готова поклясться, пересчитывал сломанные ветки. Федералы пытались от него избавиться, но не вышло.

Клайв всегда отличался упрямством.

– Не желаешь проведать?

– А очень надо?

Не буду лгать, что я вообще о нем не думала. Думала. Более того, этот наглый засранец, который решил, вернувшись в город, все тут перевернуть, не выходил у меня из головы.

Но он в доме не появлялся.

А я… быть может, в других обстоятельствах и нашла бы подходящий предлог наведаться. Но сейчас… тот усатый тип, что главный среди федералов, разговаривал со мной раздраженно. А в глазах его вообще читалось, что он с радостью посадил бы меня, найдись повод. И ладно бы, но… тип был начальником Томаса. А к чему человеку с начальством отношения портить?

– Мне казалось, он тебе симпатичен.

Скорее просто знаком.

И вообще, я, может, пока не подозреваемая, но взгляды того, усатого, не оставляют сомнений: он уверен в моей причастности и к этому Чучельнику, которому вздумалось осчастливить меня головой Билли, и к пожару.

И к затмению лунному, из-за которого драконы стали беспокойными.

– Ясно… вроде он неплохим парнем стал.

– Ага.

Бессмысленный разговор. Почти такой же бессмысленный, как попытка найти что-то в саду. И собак не пожалели, хотя здесь легавые отказывались работать, то и дело ложились на землю, скулили, трясли голыми хвостами. А одна вовсе с поводка сорвалась.

Ловили ее долго. Едва статую не опрокинули.

Круассан закончился.

– Поджог устроил кто-то из своих, – Ник заглянул на дно чашки. В халате поверх домашнего костюма он выглядел расслабленным, но я не верила. Я чуяла, что Ник нервничает.

Из-за федералов? Драконов? Затмения? Или из-за миссис Фильчер, которая нашла себе нового слушателя. Лука куда-то запропастился вместе со своей красавицей, а вот усатый, тот слушал бредни с явным наслаждением. Вот только не хватало их, чтобы задержать Ника.

А он хотел. Очень хотел.

– Я много думал об этом. Только об этом и думал. Неприятно, знаешь ли… так вот, защита стоит, но не столько запирает территорию, сколько предупреждает о гостях. Да, обойти можно, если знать некоторые тонкости. И он явно их знал.

Ник качнулся, и кресло-качалка заскрипело.

– И я готов был бы списать все на это знание. Но ты утверждаешь, что мастерской пользовались. И я тебе верю.

Только проверить мои слова не выйдет.

А от ментального сканирования я отказалась. Хрена им, а не ковыряние в моей голове. Усатый, помнится, пытался давить, но влезли адвокаты Ника, которые в целом держались незаметно, лишь самим фактом своего присутствия заставляя федералов быть вежливыми. В общем, любви ко мне у усатого не прибавилось.

– Одно дело – просто взломать. И совсем другое – ломать всякий раз, когда нужно заглянуть туда. Это по меньшей мере неудобно. Вот и получается… в доме были ты и я. Зои. Ее матушка. Сиделки. Ма Спок.

– А Клайв?

Он, отступив за кусты пузыреплодника, следил за усатым. И за собаками. И за нами с Ником тоже, причем явно с неодобрением. Это у него от матушки, та меня вовсе пропащей считала, потому что нелюдь, а Господь душу только людям дал, да.

– Он давно не живет здесь. Еще отец им дом поставил. Клайв приходит. И уходит.

– То есть… или ты, или я?

Ник развел руками:

– Будь у меня больше информации…

И замолчал, позволяя самой додумать. Вот уж и вправду выбор невелик. Он, я или миссис Фильчер, в затуманенном ненавистью рассудке которой вполне мог бы возникнуть безумный план.

– Ты хочешь, чтобы я порасспрашивала?

Ник покачал головой и пояснил:

– Вряд ли тебе что-то расскажут. Но просто… Томас и вправду неплохой парень. Я не хочу, чтобы ты в итоге осталась одна. Как показывает опыт, мы плохо переносим одиночество.

Полозья кресла-качалки царапнули пол, и тот заскрипел. На скрип этот собаки отозвались слаженным воем, Клайв поднял руки к губам, а я подумала, что нынешний день ничем не лучше предыдущего.

И того, который был до него.

И вообще все мои дни, если разобраться, копии друг друга. А домой и вправду стоит заглянуть, главное, не соваться в подвал, чтобы потом не пришлось лгать. Лжец из меня так себе.

– Это мисс Фильчер, – сказала я.

Губы Клайва шевелились. Молится? Хорошо бы… хоть кто-то к Господу обращается.

– Вряд ли. Слишком… изощренно. И опасно. Защиту я давно не возобновлял, и дом мог бы вспыхнуть.

– Тогда кто?

– Не знаю. Не думаешь, что это мог быть я?

– Ты со мной был, – мне не нравился этот разговор и настроение Ника, в котором чудилась какая-то суицидальная готовность уступить настойчивым уговорам федералов и сознаться во всем.

– И что? Мне уже сказали, что применили артефакт отсроченного действия.

– А они у тебя есть?

Ник кивнул. И перевернул чашку над блюдцем. Несколько секунд пялился в комочки остывшей кофейной гущи, пытаясь по ним прочесть свою судьбу, затем пожал плечами:

– Зажигалки для каминов. Срабатывают к оговоренному времени. Вроде как избавляют от необходимости возиться с розжигом. И да, на кухне у меня таких пара дюжин. Что? Дом большой. И согреть его непросто. Как ни странно, камины – самый дешевый вариант.

– Ага, – только и нашлась я, что сказать. Впрочем, я зацепилась за мысль. – А зажигалки эти надолго отсрочить можно?

– Надолго. Поэтому и доказать, что это был я, они не могут. Зажигалки лежат на кухне. А на кухне в тот день побывало много народу. Оллгрим вот заходил.

– Зачем?

– Приносит мне кое-что… И твой приятель Гевин. Деккер забрал новые линзы, я выписывал для него. И еще бакалейщик. Молочник. Была пара пациентов. Уж не знаю, заглядывали они на кухню или нет, потому что ма Спок в город выезжала.

То есть фактически взять треклятую зажигалку мог кто угодно? Но… вряд ли бакалейщик рискнул бы работать в чужой мастерской.

– Доказать, что мастерскую использовали, теперь невозможно, – пояснил Ник, возвращая блюдце с предсказанием на стол. – Есть твои слова. И Томаса, но он не до конца уверен, как я понял. У него вообще что-то там с памятью разладилось.

– Свихнулся?

Вот только свихнувшегося федерала мне для полного счастья и не хватало.

– Да вроде нет. Ментальное воздействие – такая штука… память сама по себе такая штука… обманчивая. Иногда кажется, что ты помнишь четко, что было именно так, как ты помнишь, а потом, позже, факты говорят, что помнишь ты совсем неправильно.

Усатый выбрался из сада. И