А кто-то идиот. Идиотами в Древней Греции называли людей, которые просто жили и наблюдали, что происходит. Как я.

Я думала, Алена меня никогда не простит. Я даже думала побежать за ней и сказать: «Я передам кому-нибудь «Архипелаг». То есть учебник биологии. И будь что будет. Посадят так посадят».

Но потом я подумала – зачем я ей? Идиот не может быть другом Спартака.

Всю неделю я считала, что мне предстоит прожить всю жизнь одинокой. Мужчины у меня будут, а такой подруги не будет никогда.

Но Алена меня простила. Сказала, что у нас не принципиальные расхождения, а просто она не боится ничего, а я боюсь всего.

Сейчас уже три часа ночи, а я все еще лежу без сна и завидую. Алена влюбилась в кагэбэшника, против всех своих идеалов. Алене все равно, за что бороться – за права человека или за свое личное право на секс. Ну и что?!!!! Зато она живет, а я записываю.

* * *

Манчестерская девочка боялась остаться без Алены даже по дороге в аэропорт, это было единственное желание, которое она внятно высказала. Алена провожать ее не хотела – чем больше времени она потратит на английскую козу, тем меньше времени проведет с Капитаном, да и проводы в аэропорт не предполагались программой. Но все же Алена поехала в аэропорт – убедиться, что письма в защиту Мишеньки благополучно покинули страну.

Девочка не могла отлипнуть от Алены, обнимала, обещала писать и даже всплакнула. Алена пообещала писать в ответ и, притворно всхлипнув, подумала – хоть бы английскую козу не досматривали!.. Алена махала девочке, пока та не скрылась из виду, – и тут же забыла, как ее зовут. Она почти не волновалась за письма, скорее от атмосферы аэропорта, отлета, путешествий, – все у нее было так прекрасно, так легко, празднично, удача несла ее, как ветер, все будет прекрасно, потому у нее просто не может быть ничего плохо.

В этом не оставлявшем ее ни на секунду праздничном настроении она приехала в «Европейскую», которую уже по-свойски называла «Европой», и, кивнув знакомому швейцару, уже не спрашивающему у нее пропуск, полетела на второй этаж, в «Мезонин», где ее ждал он. У них куча времени, сегодня она может прийти домой позже – самолет улетел в семь вечера, а она скажет – в восемь… нет, в десять.

– Капитан, капитан, улыбнитесь… – пропела Алена, подкравшись сзади и закрыв ему глаза руками, и он поцеловал сначала одну ее руку, потом другую.

Очень легко и нежно он попросил ее завтра прийти в скромной одежде, похожей на школьную форму. Зачем?..

– Ты должна вести себя как будто ты в первый раз, как будто ты боишься… особенно почему-то шведы это любят, уж не знаю почему… Загадочная шведская душа.

…Алена перебирала фотографии. На одной крупным планом ее запрокинутое лицо, шея со следами ожога. Зачем это, ведь она никогда не открывает шею, только ему… И как он сфотографировал ее, что она не заметила?..

Капитан выкладывал перед ней фотографии на стол по одной, как карты в покере. Алена лежит на кровати с закрытыми глазами, с сомкнутыми ногами, в одном шарфике, на следующей все то же, но уже без шарфика, на следующей, четвертой, она лежит на спине, уткнувшись головой в спинку кровати, – каре. Алена даже не очень удивилась, наверное, подсознательно все же ожидала чего-то подобного. Одно только – не смогла удержать лицо, на ее лице на мгновение как будто занавес поднялся, и взамен привычной насмешливой уверенности обнаружилась новая картина – растерянность и обида.

Алена оглянулась по сторонам, вид у нее был словно кричит – помогите!.. И как радистка Кэт в родах кричала «мама», так Алена откуда-то из глубин себя вдруг шепотом произнесла самое свое сокровенное, спасительное – папа…

– Что ты сказала? Папа?.. Папа дома, – улыбнулся Капитан.

С этой его улыбкой, открывающей мелкие зубы, на кого он похож? На крысу, как же она не увидела – он похож на крысу!..

– Мой папа… – охрипнув от бешенства, прошипела Алена. Она хотела сказать – ты знаешь, кто мой отец, он тебя в порошок сотрет! Но если он узнает, кто ее отец, испугает это его или откроет дополнительные возможности для шантажа, ведь фотографии можно и в райком послать… Алена представила, как пакет вскрывают секретари, и – о, порнуха… да это же дочка первого… И осторожно, будто прежде чем войти в реку, попробовала ногой воду, добавила: – …Мне семнадцать лет. Я несовершеннолетняя.

– А что, какой-то подлец лишил тебя невинности? Ай-ай-ай, как нехорошо, есть статья за совращение малолетних. …Только вот какая штука – девственность твоя при тебе. Если, конечно, ты со вчерашнего дня не успела с кем-нибудь переспать. Сходи к врачу, он над тобой посмеется. А это, – Капитан показал на фотографии, – это твой личный разврат…

– Тебя посадят. Или давай договоримся. Мне нужны негативы. Денег у меня нет. Есть кольцо и цепочка… два кольца и две цепочки. Я все равно не буду… девственницей. Я не буду проституткой. Тебе меня не заставить.

Девочка вызвала у него восхищение – не заплакала, не вцепилась в него, не ткнула ему своей длинной коричневой сигаретой в лицо, не заныла «пожалуйста, отдай…», а вся превратилась в что делать, сидела и напряженно думала, а подумав, принялась торговаться. И глаза напряженные – торгуется, как опытная торговка на рынке, а сама просчитывает ситуацию.

Именно этим Алена сейчас и занималась – просчитывала ситуацию. Сейчас нужно понять, знает ли он, кто ее отец.

В эти долгие часы, проведенные в постели, их разговоры крутились в основном вокруг секса. Он попросил рассказать об ее сексуальном опыте, так и сказал – «сексуальный опыт», и она рассказала. Восьмой класс – учитель физкультуры, подсаживал ее на канат и ловил при прыжках через козла. Девятый класс – мальчик, который гладил ей грудь два часа, сначала она взволновалась, а потом соскучилась. Мерзкий, похожий на муху человечек в метро, прошептал ей на ухо: «У тебя уже выросли волосики?» – и исчез, она содрогнулась от отвращения, но потом, вспоминая это, чувствовала возбуждение. И наконец, старик в автобусе, она не понимала, почему он рядом с ней терся, а он вышел за ней на остановке и сказал: «Не уходи, дай я кончу», и она закричала на всю улицу: «Как вам не стыдно, вы же старый человек!» Капитан засмеялся – почти весь ее сексуальный опыт был в транспорте. Поцеловал ее и сказал: «Ты меня расстраиваешь, ты была сексуально привлекательна с самого юного возраста, я бы хотел, чтобы это все было мое…» Почему же она не замечала, что он похож на крысу?..

Она успела кое-что рассказать ему о семье, как ей трудно с папой и как она его ненавидит. Но на вопрос «А кто у нас папа?» ответила: «Да так, никто, инженер». Ей все же не окончательно отказал разум, помнила, что про отца – нельзя. Ни словом, ни намеком не проговорилась о деталях, которые могли бы выдать его положение, – ни о черной «Волге» с водителем, ни о госдаче, ни о чем!..

Алена приободрилась. Ее не поймали ни на чем серьезном, ни на долларах в кармане, ни на антисоветском высказывании. Пока Капитан не знает, кто ее отец, у нее есть шанс выпутаться. Что лучше использовать – угрозу или подкуп? Или комбинацию первого и второго?.. Главное – вроде бы не главное, но главное, – ни за что не проиграть ему в этой игре, не уступить.