У них была только маленькая лопата. Каждый подходил и бросал свой ком земли в могилу. Агасфер подошел слишком близко к краю могилы и соскользнул вниз. Они вытащили его наверх. Другие узники помогли им закопать могилу.

Они возвращались. Розен нес лопату. Когда проходили мимо двадцатого барака, оттуда как раз выносили труп. Двое эсэсовцев протаскивали его через дверь. Розен остановился перед ними. Они хотели его обойти. Впереди шел Ниман, наркоман. Американцы поймали его за городом и привезли сюда. Это был шарфюрер, тот самый, от которого Пятьсот девятый спас Розена. Розен отошел немного назад, поднял лопатку и ударил ею Нимана в лицо. Он замахнулся еще раз, но тут подскочил дежурный американский солдат, который осторожно взял лопату из его дрожащих рук.

— Come, come, we'll take care of that later.[4]

Розен дрожал. Ниману не очень досталось; только ссадина на лице. Бергер взял Розена за руку.

— Пошли. На это у тебя не хватит сил.

Розен разрыдался. Зульцбахер взял его за другую руку.

— Его будут судить, Розен. За все.

— Убить! Убить их надо! Иначе все впустую! Иначе они снова вернутся!

Они оттащили его в сторону. Американец отдал Бухеру лопатку. Они пошли дальше.

— Странно, — проговорил Лебенталь некоторое время спустя. — А ты ведь всегда был одним из тех, кто не хотел мести.

— Оставь его, Лео.

— Я его уже оставил.

Каждый день узники покидали лагерь. Угнанных в Германию для принудительных работ иностранных рабочих, которые могли ходить, вывозили группами. Часть поляков осталась. Они не хотели попасть в русскую зону. Почти все из Малого лагеря были истощены; их надо было подкормить. Ну а многие просто не знали, куда ехать. Их родственники были рассеяны и убиты; их собственность разворована; их родные места — разорены. Они были свободны, но они не знали, что делать с этой свободой. Они оставались в лагере. У них не было денег. Они помогали приводить в порядок бараки. Им дали кровати, их кормили. Они ждали и пока формировались в группы.

Они понимали: ничто и нигде их не ждет. Были и такие, кто так не считал. Поэтому они отправлялись на поиски. Каждый день их видели, как в надежде на получение продуктовых карточек они спускались в город с удостоверением гражданской администрации и военных властей лагеря в кармане и с кой-какими неопределенными надеждами в сердце.

Многое сложилось по-другому. Перспективы на освобождение казались просто немыслимыми, поэтому большинство просто не задумывалось об этом. Теперь же эта перспектива неожиданно стала явью, а за ней вдруг не оказалось земного рая с чудесами, обретением, воссоединением и волшебным смещением минувших лет в то довоенное время. Эта перспектива стала явью, однако за нею тянулся шлейф одиночества, печальных воспоминаний и потерянности, а впереди — пустыня и зыбкая надежда. Они спускались с горы. И названия нескольких мест, нескольких других лагерей, имена нескольких человек, а также иллюзорное «может быть» были всем тем, с чем связывали они свои надежды. Они надеялись разыскать одного, а может быть, двух, но чтобы всех — на это не смел рассчитывать почти никто.

— Лучше уйти отсюда, как только сможешь, — сказал Зульцбахер. — Перемен ждать не приходится, и чем дольше здесь проторчишь, тем сложнее будет. Не успеем оглянуться, как окажемся в лагере — для людей, которые не знают, куда же им, в конце концов, надо.

— Ты уверен, что все это выдержишь?

— Я набрал десять фунтов веса.

— Этого недостаточно.

— Я не стану особо напрягаться.

— И куда ты собираешься? — поинтересовался Лебенталь.

— В Дюссельдорф. Поищу там свою жену…

— А как думаешь добраться до Дюссельдорфа? Туда уже ходят поезда?

Зульцбахер пожал плечами.

— Я не знаю. Но здесь еще двое, им надо в те же места. В Золинген и Дуйсбург. Будем добираться вместе.

— Это твои старые знакомые?

— Нет. Но это уже что-то. Главное, не быть одному.

— Да, это верно.

— Я тоже так думаю. Он пожал другим руки.

— А есть что будешь? — спросил Лебенталь.

— Запаса хватит на два дня. В дороге обратимся за помощью к американским властям. Как-нибудь перебьемся.

Вместе с двумя другими, которым надо было в Золинген и Дуйсбург, он стал спускаться вниз с горы. Только один раз он махнул рукой. И исчез из вида.

— В общем он прав, — заметил Лебенталь. — Я тоже ухожу. Сегодня вечером я уже буду в городе. Мне надо поговорить с одним человеком, который готов стать моим компаньоном. Мы собираемся открыть дело. У него есть капитал. У меня — опыт.

— Правильно, Лео.

Лебенталь достал из кармана пачку американских сигарет и угостил всех.

— Это будет крупное дело, — объяснил он. — Американские сигареты. Как после той войны. Важно вовремя начать.

Он стал разглядывать цветную упаковку.

— Лучше всяких денег, скажу вам. Бергер улыбнулся.

— Лео, — сказал он, — с тобой все в порядке.

— Я никогда не считал себя идеалистом. — Лебенталь недоверчиво посмотрел на него.

— Не обижайся. Я это говорю без задних мыслей. Ты довольно часто помогал нам.

Лебенталь улыбнулся, польщенный.

— Если что-то можешь, надо делать. Всегда хорошо иметь рядом бизнесмена, знающего толк в практическом деле. Если я чем-нибудь могу вам быть полезным…

— А какие у тебя планы, Бухер? Ты хочешь остаться здесь?

— Нет. Я жду, пока Рут немного окрепнет.

— Ясно. — Лебенталь достал из кармана американскую авторучку и что-то написал. — Вот мой адрес в городе. Если…

— Откуда у тебя американская ручка? — спросил Бергер.

— Обмен. Американцы гоняются за лагерными сувенирами.

— Что?

— Они собирают сувениры. Все, что угодно. Пистолеты, значки, кнуты, флаги — это выгодный бизнес. Я хорошенько позаботился и запасся всем необходимым, что их интересует.

— Лео, — сказал Бергер. — Хорошо, что ты есть. Лебенталь кивнул, нисколько не удивившись.

— Пока что ты побудешь здесь?

— Да, я останусь здесь.

— Значит, иногда мы будем видеться. Ночью я в городе, а чтобы поесть, буду приезжать сюда наверх.

— Я так и думал.

— Ясное дело. Сигарет у тебя хватит?

— Нет.

— Вот. — Лебенталь вынул из кармана две целых пачки и дал Бергеру и Бухеру.

— Что у тебя еще есть? — спросил Бухер.