можем раскрыть ее через разложение скрывающего; познавая направления в формах и в процессах – можем высвободить из них затаенную в вещах и в явлениях целесообразность, можем определить далекие цели, к которым они стремятся, проникнуть в творческий план источника, из которого изливается поток явления и исходит в мир вещей.

Определяя область распространения целесообразности, нет строгой необходимости основывать это определение на открытии первого и последнего членов целесообразности. Правда, когда в вещи или явлении доказано присутствие цели или идеи цели (res, in quant id, quod in re; aut idea rei quae in rent per id, quod in re), тогда несомненно, что они составляют средние члены целесообразности (id, quod in re). Но такое доказательство невозможно для вещей и явлений внешнего физического мира, в котором открыто для нас одно то, что происходит (quod in re), и скрыто все, что произойдет и что произошло (цель и идея цели). А между тем строгое доказательство присутствия или отсутствия целесообразности в этом именно внешнем для человека мире и составляет весь интерес и всю задачу рассматриваемой теперь части науки, потому что присутствие целесообразности в другом мире, в мире внутреннем для человека, несомненно для нашего разума, так как он сам есть источник этой целесообразности и непосредственно сознает ее. За невозможностью, таким образом, прямого открытия целесообразности в природе следует употребить косвенные пути для этого. И эти косвенные пути есть, и притом могущие привести столь же верно к цели, как и невозможный прямой путь. Можно, в самом деле, не через открытие первого и последнего членов познать, что существующее и совершающееся целесообразно, но, наоборот, через открытие целесообразности в существующем и в совершающемся познать цели, которые выполнит со временем природа, и творческие планы, которые были некогда вложены в нее. Эти пути следующие: целесообразность во внешней природе будет доказана, если что-либо в ней, не произведенное действием человека, окажется обладающим такими свойствами, относительно которых будет доказано, что они, во-первых, присутствуют в целесообразности и, во-вторых, не могут присутствовать ни в чем другом, как только в ней одной. Открыть же эти определяющие, т. е. постоянные и исключительные, признаки возможно следующим образом: в сознательной деятельности человека нам даны несомненные образцы целесообразности; определив свойства этой деятельности, мы определим свойства, которые вообще присутствуют в целесообразности; исключив из этих свойств все, которые то встречаются, то не встречаются в сознательной деятельности человека, мы получим в остатке ряд признаков, относительно которых есть значительное основание предполагать, что они связаны каким-либо неизвестным образом с самою сущностью целесообразности; чтобы открыть эту связь и тем придать им (признакам) характер необходимости, постоянства и исключительности, следует обратиться к логическому определению целесообразности и вывести из него атрибуты ее; когда выведенные теоретически атрибуты совпадут с наблюдаемыми постоянными признаками, то последние можно принять за определяющие. Пользуясь ими, как несомненными критериумами, мы можем обратиться к явлениям мира неорганического и органического и к явлениям космическим в тесном смысле, дабы или, открыв в них присутствие этих определяющих признаков, признать их целесообразными, или, удостоверившись в их отсутствии, убедиться, что им чужда целесообразность.

V. Вопрос о свойствах целесообразности является, таким образом, основным и решающим в общей теории об этой стороне Космоса; и именно вследствие этого решающего значения – трудно высказать что-либо положительное об них (свойствах), потому что всякая ошибка или простая неточность может повести здесь к многочисленнейшим заблуждениям.

Так, относительно разумной планомерности в расположении вещества и разумной последовательности в развитии явлений — признаки, которые, по-видимому, исключительно присущи целесообразности, – необходимо строго убедиться, что они не могут быть ни в каком случае произведением причинности; что невозможно такое сочетание бессознательных сил природы и элементов веществ, в результате взаимнодействия которых получилось бы нечто планомерно устроенное или последовательно изменяющееся; хотя, правда, возможность такой «игры природы» представляется так же мало вероятной, как мало вероятно, чтобы падающие с дерева листья образовали собою правильные геометрические фигуры или чтобы из бесцельных постукиваний по клавишам рояли человека, незнакомого с музыкой, образовалось художественное музыкальное произведение. В самом деле, почти невозможно не согласиться, что разумное может быть произведением только разума, планомерное – только плана, стремящееся к одному чему-либо – только цели; и что если есть что-либо подобное в природе, то в ней есть и разум, и план, и цель, хотя они и неизвестны нам.

Поэтому в том, что мир органический, как в целом, так и во всех частях своих устроен столь правильно, в том, что растения и животные – не одно, но все, повсюду и вечно – развиваются из семени и зародыша в полные формы, проходя постоянно через одни и те же последовательно сменяющиеся стадии, – во всем этом так же трудно видеть игру слепых сил природы, как трудно было бы допустить (мы берем совершенно параллельные примеры), что остатки разбиваемых в океане кораблей, не одного и не некоторых, но «всех, повсюду и вечно», были прибиваемы волнами именно в те самые порты, в которые им нужно было плыть и куда их направляла первоначальная сознательная воля, теперь замененная не знающими целей силами природы; или что человек, выброшенный на необитаемый остров, нашел в лесу несколько деревьев, которые так последовательно подгнили, при падении так планомерно обломались и упали так целесообразно, что из них сложился дом, со всеми необходимыми частями его, и притом именно так расположенный, как к тому привык выброшенный на остров путешественник; или, наконец, что из слов, бессознательно говоримых помешанным человеком, образуются правильные доказательства геометрических теорем. Конечно, сказанное все еще не точное доказательство, так как нет логической невозможности в том, чтобы остатки кораблей прибивались волнами, куда плыли, чтобы из упавших случайно деревьев образовалось бы что нужно и чтобы из бреда помешанного выходила геометрия: если, повинуясь случаю, получается другое, то почему не получиться и этому? Но и утверждающие, что планомерность и последовательность может быть произведением причинности, не привели ничего доказательного в подтверждение того, что все подобное указанным примерам действительно может случиться.

Определим точнее, в чем именно заключается эта планомерность и последовательность как вероятные признаки целесообразности; из этого определения станет ясно, почему мы прежде всего остановились на них. Планомерность есть такое расположение частей чего-либо, при котором понимающий разум человека, зная о существовании и положении некоторых, открывает и определяет положение остальных, ему не известных частей, которые, будучи найдены, оказываются такими и так расположенными, как он предугадал; последовательность же в развитии есть преемственная смена таких форм развивающегося и в таком порядке одна за другою следующих, что понимающий разум, изучив несколько их, по