После их возвращения в пещеру остальные разбойники подумали, что Нос и Костыль объелись в лесу какими-то ягодами, оттого у них животы так и распёрло.

Ободрённые слухами о том, что их собираются вернуть на Колобок, дикари теперь усиленно восстанавливали свои умственные способности. Карлуша, который вообще-то много читал (хотя и брался всегда за книжки исключительно легкомысленные), помогал этим в сущности хорошим, но основательно одичавшим от безделья гномам вспомнить грамоту. Он рисовал мелом на скале большие буквы, а те хором повторяли вслух их названия. Трудности начались после того, как из букв начали образовываться слоги, а из слогов — слова и фразы. Бедняги не понимали значения самих слов! Не всех слов, конечно, а только тех, которые касались их прошлой, начисто забытой жизни на Колобке. Слова «дерево», «вода», «камень», «огонь» и тому подобные они подхватывали радостно и дружно. Но некоторые другие слова, такие, как «улица», «квартира» или «светофор», вызывали у них полнейшее недоумение. Гномы морщились, напрягали память, чесали затылки, но никак не могли их понять.

Хитроумный Уголёк, который давно уже всё вспомнил, терпеливо разъяснял каждое понятие при помощи жестов, и время от времени в пещере раздавался радостный вопль вспомнивших значение какого-нибудь слова дикарей.

Когда грузовые трюмы «Волчка» были окончательно заполнены, на берег опустился челнок, из него выскочил адмирал Прим Бамбас и бегом спустился в грот к своим арестантам.

— Все на борт!! — заорал он, срывая голос.

Пираты понуро потянулись к выходу, а туземцы-голодранцы стали прощаться с друзьями. Карлуша и Хитроумный Уголёк даже обменялись подарками на память. Карлуша разыскал в своих вещах вырезанную из дерева крошечную модель парусника, а Уголёк снял с себя выточенное из морских раковин ожерелье. Оба подарка были кропотливо изготовлены собственными руками, а потому особенно дороги.

На борту «Волчка» Глюк совершал последний осмотр своего пациента, бывшего директора и диктатора, а теперь заплаканного и дрожащего от страха гнома. Благодаря полностью восстановившейся связи между головным мозгом и другими внутренними органами, а самое главное — спинным мозгом, Курносик многое вспомнил. Особенно сильно его тревожили последствия недавнего усовершенствования «Шестого», после которого робот стал самообучающимся устройством.

— Понимаете, он невероятно опасен! — шептал Курносик, умоляюще заглядывая в глаза Глюка. — Его необходимо немедленно стереть, уничтожить, вы даже не представляете, что он может натворить!..

— Успокойтесь, успокойтесь, голубчик, всё хорошо! — спешил заверить его Глюк. — Робота вашего давно уже стёрли и уничтожили. Сгорел он, как спичка сгорел, понимаете? Пшик — и нет его больше, одни головешки остались!

— Правда? Вы правду говорите?

— Правда, правда. Что же я вам врать-то буду?

Курносик успокоился и перестал плакать. Он ещё не знал, как с ним поступят на Колобке, но думал теперь не о собственной участи, а о том, как исправить ужасный вред, нанесённый за эти годы гномам.

Вернулся Прим Бамбас, арестанты заняли свои места в трюме, и Глюк стал прощаться со своим пациентом.

— Не надо так горевать, — ободряюще похлопал он Курносика по хилой груди. — Теперь для вас самое главное — душевное спокойствие. Вы раскаялись, и теперь всё будет хорошо. Господин адмирал! — обратился он к Прим Бамбасу. — Ведь моему пациенту зачтётся искреннее раскаяние в содеянном?

— Зачтётся, зачтётся, ему всё зачтётся, — пообещал Прим Бамбас.

— Ну так я пойду.

— Да, конечно, доктор. — адмирал подскочил к Глюку и горячо пожал ему руку.

— Желаю вам побольше пациентов, доктор! — радостно прозвенела «Матрёшка», которой тоже хотелось сказать что-нибудь приятное на прощание.

Глюк спустился по трапу и присоединился к окружавшей «Волчок» толпе гномов. Задержавшись в отверстии люка, адмирал Прим Бамбас помахал всем рукой и в который раз предупредил:

— Не заступайте за круг! Будьте осторожны!

Провожающие попятились и плотно прижались к опоясывающей площадку стене кратера. За годы стоянки защитная сфера «Волчка» оставила на каменном дне достаточно отчётливый отпечаток намытых дождями окаменелостей. За этот отпечаток, имевший форму абсолютно правильной окружности, никто не должен был заходить во время старта, потому что внутри создавалось малоизученное хроноаномальное поле и любое живое существо, попав туда, могло в одно мгновение оказаться неизвестно в каком времени и месте.

— Прощайте! — крикнул Прим Бамбас. — Не держите на нас обиду! Может быть, ещё встретимся!

Он захлопнул люк, и наружные огни погасли.

Теперь «Волчок» был освещен лучами стоявшего в самом зените, над отверстием кратера, солнца. Что-то внутри загудело, и корпус корабля стал медленно вращаться.

Вот уже стало невозможно разобрать, с какой скоростью он вращается, только звук становился все тоньше и пронзительнее, а затем всё стихло.

Ещё через минуту лучи солнечного света, струившиеся вниз через отверстие кратера, начали принимать форму очертаний «Волчка», плавно огибая его по контуру и заползая под днище. Корабль больше не отбрасывал тени.

Но вот солнечные лучи внезапно распрямились, и на каменной площадке стало пусто.

Некоторое время все стояли, боясь пошевелиться, а затем самые решительные начали осторожно приближаться к центру, где темнело отверстие уходящего в неведомую глубину колодца.

Только три царапины от опор на каменной поверхности и намытый дождями след от защитной сферы — всё, что могло напомнить о семилетней стоянке инопланетного космического корабля.

Солнце миновало зенит. Его лучи, покосившись, разбежались, и в кратере наступил полумрак. Едва слышно переговариваясь, гномы потянулись к выходу.

Удивительная, опасная и странная миссия пришельцев из далеких космических глубин завершилась.

Профессор Злючкин комментирует события. — Траектория полёта в лужу. — Ракеты покидают остров

После того как накануне вечером профессор Злючкин, выступая в прямом эфире, плюнул в объектив телекамеры, его не просто выдворили из телецентра, а сдали в ближайшее отделение милиции.

Дежурный милиционер Караулькин должен был составить протокол об имевшем место случае хулиганства и сделать нарушителю строгое внушение. Но поскольку Караулькин не видел по телевидению скандального эпизода, то он принялся за составление протокола со слов самого нарушителя, то есть профессора Злючкина.

Злючкин налил себе воды из графина, развалился на стуле и начал обстоятельно давать показания.

С его слов выходило, что плюнул не он, а наоборот — в него плюнули, и плюнул не кто иной, как академик Ярило, известный всем лжеученый и авантюрист.

На недоуменное замечание Караулькина о том, что Ярило в данное время возглавляет спасательную экспедицию и находится где-то далеко над океаном, Злючкин пояснил, что выразился — уби бене иби патриа (как выражаются настоящие ученые) — фигурально. И Ярило плюнул в него — образно выражаясь. И не только в него, но и во всю науку, каковую он, Злючкин, представляет.