— Есть.

— Вязать аккуратно. Никаких повреждений! — предупредил Герман. — Чтобы был как анчоус в собственном соку!

— Упакуем. Девку — тоже?

— Про нее команды не было. Зачищайте.

— Есть.

— Ну а мы вдвоем пойдем поговорим с капитаном. Недолго, — продолжил Костин. — Как в том кино? Потолкуем о делах наших скорбных. Как только ментика завалим — мочить всех.

* * *

— …Ты знаешь, мне страшно. — Лена лежит на спине, поворачивает ко мне лицо, и я вижу в глазах ее слезы.

— Страшно?..

— Да. Такое ощущение, будто мы сейчас в купе поезда, а вагон наш, да и сам поезд загнан в какой-то тупик на неведомой узловой… И хоть купе у нас — «люкс», а где-то там, за шторками, — вспышки выстрелов или зарниц приближающейся грозы, чьи-то тени неясные совсем, кто-то перемещается по путям, что-то готовится, и это что-то ужасно… В нашем закутке, салон-вагоне, и официанты вышколены, и ананасов с рябчиками навалом, и вина коллекционные… А на самом деле мы совсем беззащитны перед тем темным миром, совершенно как недельные щенки, оставшиеся сиротами… Стекло, которое можно раскрошить бульником, да колышущаяся занавесочка — вот и вся наша защита… Словно шипы у Розы Маленького Принца… Мне страшно…

— Со мной тоже?

— Даже еще больше… Порой мне кажется, этот мир или князь мира сего не терпит гармонии любви и делает все, чтобы ее разрушить… А люди бегут за золотом часто вовсе не из алчности — просто ищут за блистающим металлом защиту, надеются возвести на грудах тяжкого от крови золотого песка несокрушимые стены, крепости, замки, которые защитят их жизни и семьи…

— …и подобны человеку безрассудному, строящему дом свой на песке… «И пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое».

— Это из Библии?

— Евангелие от Матфея.

— Похоже. Неверность, зыбкость — все это из нашего нынешнего… Знаешь, такое ощущение, что набрали какой-то номер, сначала — длинные гудки, а потом — равнодушный механический голос: «Вы не туда попали…» Мы все — не туда попали… А куда нужно-то? Очень неуютно так жить. И страшно. Просто… Любовь — это и великая сила, и полная беззащитность перед всеми, кого любишь… Но — только так и можно испытать счастье… Слушай…

— «Если хочешь, я спою, слушай, если тронул я твою душу…» — напел я песню из какого-то старого кино… И фильма не помню, и песня забылась, а вот мелодия…

Я снова беззащитен становлюсь,

И ввысь стремлюсь, и чувствую полет.

И дальняя серебряная грусть

Чуть холодит, как первозимний лед,

И дальняя, сиреневая ночь

Мерцающими звездами близка —

Ты сказку мне, цыганка, напророчь,

Надежную, как замок из песка…

Но осень зачертила все дождем —

Тревожен блик танцующих теней —

Не место и не время быть вдвоем,

Брести по снежной стылости аллей.

И ветер равнодушно гонит прочь

В начальственную строгость площадей —

Ты сказку мне, цыганка, напророчь,

Надежную, как замок из дождей…

И прошлое становится ясней,

И будущее — чисто и легко,

И слышен скорый бег ночных коней

В рассветный звон утерянных подков,

И дальняя, серебряная грусть

Чуть холодит, как первозимний лед…

Я снова беззащитен становлюсь.

И ввысь стремлюсь.

И — чувствую полет!..

— Это откуда?.. — шепотом спросила девушка.

— Не помню… Из какой-то книжки…

— Послушай… А ведь любовь — это не только полная беззащитность, но и…

Она же сильнее смерти, правда?

— Правда.

— Знаешь, почему? Мужчина, настоящий, сильный мужчина, должен хоть где-то оставаться слабым… Беззащитность — обратная сторона воли. И каждому нормальному мужчине нужна такая женщина, с которой он может себе это позволить.

Быть беззащитным… Быть любимым… Быть любящим…

Ты знаешь, вот странный этот мир… Мы живем в нем долго, и истины все известны изначально, а мы как глухие и слепые — не видим ничего и не слышим…

Я как-то поняла… Глупо ждать чего-то, чтобы сделать потом что-то… Может, я плохо объясняю… Просто… Просто, чтобы жить счастливо каждый день, чтобы тебе самому хорошо было, нужно каждый день сделать что-то хорошее кому-нибудь… Не важно, что это будет — пусть взгляд, пусть слово, важно, чтобы каждый день, чтобы… Я понятно говорю?

— Яснее не бывает…

— Но только я не хочу, чтобы… — Девушка замерла, лоб собрался морщинками. — Знаешь, в чем наша настоящая беда?

— В чем? — Мы перепутали день с ночью.

— Мы с тобой?

— Нет. Мы все. Люди.

Ночь в окуляре инфракрасного прицела была не такой уж темной. Володя Савосин разбил базу и прилегающие окрестности по секторам, отметил основные ориентиры, прикинул расстояние… Он был готов.

Первого Володя «срисовал» за территорией базы. Он примостился на чердачке магазинчика, в двадцати метрах от входа в «Лазурный берег», и, судя по всему, держал на мушке «АС» железный «фургончик» — палаточку. «Присел» парнишка грамотно, но и на старуху бывает проруха: по-видимому, решив расширить сектор обстрела, начал шебуршиться, примериваться, чтобы доставать еще и базу.

Ментовский капитан попугал этого тихушкина: с автоматом в руке прошествовал к «ночным администраторам», что располагались в маленьком домике при входе в «Лазурный берег», и парниша решил взять мента на мушку — на всякий случай.

Хм… Как говаривал один герой-любовник, опрыскивая дезодорантом «мужскую гордость» перед походом на представление к великосветской даме: «На всякий случай». И добавлял, пшикнув пару раз из того же флакончика на задницу: «А случаи бывают разные…» Это «спортсмен» если и знал, то в расчет решил не принимать. Значит, такая уж его судьбовая фортуна!

Савосин зафиксировал голову стрелка в рамке прицела, и тут — тот поднял лицо и посмотрел прямо на Володю. Реакция у парня, как и интуиция, оказалась отменной: не целясь, он нажал спуск автомата, пули кучно ударились в деревянное перекрытие над головой снайпера, обозначив поправку прицеливания… Ну уж такой радости Савосин ему доставлять не собирался и плавно отжал спусковой крючок.

«Спортсмен» ткнулся головой в настил. «Фенита ля комедия…» Ежели, конечно, это была комедия…

Дальше было еще интереснее. Из железного ларька вышел парниша, молча обозрел окрестности, грамотно определил возможное место расположения снайпера и приветственно махнул рукой. Храбрый… Похоже, он резонно решил: те, кто не против нас, — те с нами. Ну и наоборот. Володя подумал секунду, чиркнул кремнем. Парень у ларька кивнул понимающе, дал знак: бойцы высыпали из «железки», как горошины. Двое — вооружились «Калашниковыми», извлеченными из фургончика, застывшего перед палаточкой, один — быстренько смотался на чердак магазинчика и завладел трофейным «АС»; на секунду вся группа собралась вокруг старшего и мгновенно рассыпалась по периметру базы отдыха. Что это за ребята — Володя не знал, но, судя по экипировке, не «спортсмены» и даже не «разрядники»; впрочем, и не бандиты: чувствуется почерк госслужбы. И хотя в наше время это ни о чем не говорит, а все же… Кто не против нас — тот с нами!