– Ты лжешь?

– Нет.

– Но, может быть, искажаешь информацию?

– Нет.

– Ты о чем-то умалчиваешь?

– Нет.

– Тебе предлагали уйти за границу. Ты хотел принять предложение?

– Да.

– И принял его?

– Нет.

– Ты рассказал о том, кто ты?

– Нет.

– Но, может быть, намекнул?

– Нет…

Полиграф ни разу не поймал его на лжи. Потому что он не лгал.

Но тем не менее они провели наркодопрос. В сцепке с детектором лжи.

– Ты должен рассказать нам все. Должен рассказать нам правду.

– Да… Я знаю…

– Тебя перевербовали?

– Нет.

– Но хотели?

– Нет, их интересовала только информация.

– Которую ты им дал!

– Нет, я ничего не сказал.

– Или все-таки сказал?

– Нет.

– Намекнул?

– Нет.

– Но хотел? Сомневался? Боялся?..

– Нет.

Да.

Да.

Нет…

Дальше должен был последовать ультразвук. И СВЧ-облучение. И торсионное излучение. Потому что, когда хотят узнать правду, все действуют одинаково.

Они подвергнут его торсионному облучению, лишат разума. И ликвидируют.

Или не подвергнут. Но все равно ликвидируют.

Потому что он засветился. И значит, бесполезен. А бесполезных работников Контора отправляет на “заслуженный отдых”. На вечный отдых. Чтобы не раскрыть себя. Чтобы не подставить действующих агентов.

Таковы правила.

А кто виноват – ты или обстоятельства, не важно. Уже не важно.

Его не убили там. Его убьют здесь. Но убьют в любом случае. И ничего тут не сделать. Хотя бы потому, что туда, спасая его, пришла Контора. А сюда никто уже прийти не может.

Все. Конечная станция. Можно освобождать вагоны…

Когда за ним пришли и вывели из “палаты”, он уже знал, куда его ведут.

Его поведут по коридору до ближайшего лифта. И спустят на лифте вниз, в подвал…

Его довели до лифта. И спустили в подвал.

Потом по коридору доведут до гаража…

По широкому, без дверей коридору они дошли до подземного гаража.

Посадят в машину, в рефрижератор или закамуфлированный под бензовоз микроавтобус…

Его подвели к бензовозу. Подняли к раскрытому люку и спустили вниз по лестнице. Внутри цистерны были оборудованы сидячие места. Рядом сел Куратор. В люк опустили емкость, которую заполнили соляркой. И бензовоз оказался под самую горловину заполнен горючкой.

Далее могли быть варианты.

Вариант первый – выстрел в затылок, расчленение, растаскивание по лесополосам частей его тела.

Вариант второй – медицинский кабинет – последний, жесткий, с наркотиками, гипнозом, излучениями, вживлением в мозг электродов и прочей подобной ерундой допрос, и далее все то же самое – выстрел, расчленение…

Бензовоз остановился. Люк открыли. Горючку выкачали, “пробку” убрали.

– Выходи!..

Они вскарабкались по лестнице наверх. Увидели подземный гараж.

Значит, вариант номер два.

Его провели по подземному переходу до лифта. Подняли на третий этаж. Сопроводили по коридору до нужного кабинета.

– Здесь. Толкнули дверь.

За дверью был медицинский кабинет, был похожий на операционный стол. И была куча каких-то приборов.

– Сюда, пожалуйста, – показал врач.

Резидента разложили на столе. В глаза ему ударил яркий свет операционного светильника. Кто-то поправил ему голову. Кто-то склонился над его лицом.

Сейчас узкий, словно остро заточенное шило, луч ультразвука, легко пройдя сквозь кость черепа, пронзит его мозг, выжигая нейроны…

– Мне все понятно, – сказал голос. И склонившаяся над ним тень ушла куда-то вбок. – Можете готовить его к операции…

Его сняли со стола, посадили на табурет, побрили голову, снова втащили на стол, обложили голову салфетками, протерли голый череп и лицо спиртом…

Значит, не ультразвук, значит, электроды… Выпилят в черепной коробке “окно”, откроют мозг, навтыкают в него тонкие металлические проволочки, на которые будут подавать электроток, подавляя волю и раздражая речевые центры…

Значит, так…

На лицо, закрывая нос и рот, легла маска. Зашипел газ.

“Жаль…” – успел подумать он.

И отключился…

Когда он пришел в себя, он понял, что помнит, кто он и что с ним было. Значит, мозг не разрушен…

И еще почувствовал, что у него болит лицо. И все сильнее и сильнее болит.

“Что вы сделали с моим лицом?” – хотел спросить он стоящего рядом врача. Но спросить не смог.

Неужели они отключили ему речь?..

– Хочешь знать, что мы с тобой сделали? – усмехнулся врач. – Сделали… А что сделали, ты узнаешь не теперь, узнаешь потом. Потерпи.

Через несколько недель с него сняли повязки.

И подняли над ним большое зеркало.

В зеркале отразился средних лет мужчина. Отразился не он.

Или все-таки это торсионка и у него просто сдвинулось сознание?

– Нравится? – спросил врач. – Лично мне – нравится. По крайней мере, это лучше, чем то, что было раньше. А будет еще лучше. Будет вот так…

И он показал фотографию. На которой был популярный западный киноартист.

– Ну, или примерно так. Почему-то меня просили не делать тебя слишком красивым. Хотя мне непонятно, я бы мог…

Врачу было непонятно. Его пациенту более чем понятно.

Люди Конторы не могут быть красавцами. Равно как не могут быть уродами. Люди Конторы должны быть посередке. Должны иметь невыразительную внешность. Такую, чтобы, только его увидев, сразу забыть.

Именно такую внешность заказали хирургам.

А раз так, то, выходит, его не списали, его готовят для дальнейшей работы. С новым лицом.

Но почему?! Почему ради него они нарушили все писаные и неписаные правила Конторы? Почему они меняют его внешность, вместо того чтобы просто использовать вместо него другого? Или Контора стала испытывать дефицит в кадрах?