Сестра прибыла в экипировке, похожей на настольный светильник с большой взбивалкой на конце; все это хозяйство лямками крепилось к туловищу. Это была демоверсия протезов, которые она иногда надевала в порядке тестирования для одного своего знакомого протезиста-изобретателя. Со стороны Роксаны это была не более чем услуга: никакая механическая рука и рядом не стояла с той грацией и функциональностью, которых сестра добилась при использовании своих искусных ног и ступней.

– Доктор Меджнун, вам есть корреспонденция, – сказала администратор, подавая со стойки желто-коричневый внутриофисный конверт и еще один курьерский от «Ю-Пи-Эс». Их она без всякой скованности и смущения сунула Роксане в щупальце протеза.

– Строго у вас тут: все под роспись, и телефон у меня забрали, – поделилась Лейла, когда они с сестрой шли к лифтам.

– Здесь на четвертом этаже магнит в пятьдесят тесл[85], – пояснила Роксана, – для группы обработки плазмы. А еще, я думаю, они получают кучу денег от Пентагона. Так что за безопасностью в этом здании следят хорошо.

– Ого, – зачарованно выдохнула Лейла. – Магнит мощностью в пятьдесят тесл?

Ей сразу представилась гигантская подкова, зависающая под сводами какой-нибудь похожей на склеп лаборатории; подкова исходит трепетными язычками колдовских молний, а к ней со всех сторон слетаются канцелярские скрепки.

За двадцать лет Лейла так и не уяснила себе характер Роксаниной работы; знала лишь, что сестра нынче работает в области «контроля и динамических систем», а последние пять лет занимается «моделированием языка». А также, что два года назад она была удостоена нехилой премии, о которой не посвященные в науку и слыхом не слыхивали, а в этом году ее удостоятся скорее всего трое чешских математиков, каждому из которых изрядно за шестьдесят. Все эти годы Роксана вращалась в сфере, где бытуют лишь персоны недюжинного ума; мире, в котором ее тяжелая группа инвалидности в профессиональном плане ничего не значит. Ее коллеги, как и она сама, проживали в разбросанных по всему свету академических столицах – на расстоянии компьютерных экранов, обрученные со своими рабочими столами и сонмами цифр. Ее работа не требовала ни рук, ни такта.

Так что девочка-уродец, которую соседи в свое время советовали родителям выкинуть, нынче выросла в гиганта мысли, витающего в стратосфере лучших исследовательских центров мира.

Сэндвичи они ели в небольшом Роксанином кабинете, состоящем сплошь из экранов, столов и специализированной мебели. Кроме того, здесь была уйма кактусов. Фотографий не было. Роксана не ела ни перед кем, кроме членов своей семьи и немногочисленных близких друзей. Даже благожелательные и вполне хорошо воспитанные не могли на нее при этом не таращиться, а в ресторанах посетители пару раз в голос потребовали, чтобы их отсадили от безрукой подальше.

На самом же деле движения Роксаны была так изящны, что Лейле собственные руки по сравнению с Роксаниными ногами казались никчемными придатками, как будто бы сестра была белой лебедью, а она пауком.

– Я хотела сказать тебе спасибо, сестренка, – сказала Роксана, съев четвертинку своего сэндвича.

Это еще что? Дождаться «спасибо» от Роксаны – это, знаете ли, надо сильно постараться. Такие случаи Лейла помнила наперечет.

– Интересно, за что?

– Дилан сказал, что ты знаешь людей, добывших доказательство, что та грязь на папином компьютере – подстава. Так что спасибо тебе за это. Если это и есть причина твоей задержки на пути домой, то извини меня за мои наезды. С моей стороны это было свинством.

– Вот насчет этого я с тобой и хочу поговорить. А не о твоем свинстве: я к нему привыкла. – Лейла улыбнулась, показывая, что шутит. – Я о тех людях, что добыли нам доказательство, Рокс. Мне нужна твоя помощь в том, чтобы снова их найти.

– Что ты имеешь в виду?

Вдаваться с сестрой в политику Лейла не планировала. Политически Роксана отстояла от Лейлы резко вправо. Так было всегда. Помнится, когда Лейла в десятилетнем возрасте сидела в парке за коробкой на пожертвования «Синим китам», Роксана ее подзуживала: «Ты хотя бы знаешь, как они эти твои деньги, будут расходовать?»

Так что свою историю Лейла изложила в усеченном виде. Она рассказала Роксане о Неде и Ding-Dong.com; о том, как у нее на рабочем столе ноутбука появилась и исчезла иконка с совой. Как ее «отклонили» в Дублин, где она встретила людей, которые сказали ей, что у них есть доказательства того, что на отца фабрикуют компромат какие-то непроницаемо темные злые силы. Там же в Дублине ей сказали встретить в Орегоне одного человека с целью кое-что для них выяснить, а они за это обеспечат ей свидетельство, способное выручить отца. Перескакивая с фрагмента на фрагмент и оставляя солидные куски на домысливание (возможно, Роксана попытается заполнить их прежде, чем помочь), Лейла торопливо вела рассказ, надеясь благополучно миновать неудобные нюансы.

– Не существует ли, по-твоему, какого-нибудь тайного Интернета – типа спрятанного внутри настоящего – и если да, знаешь ли ты к нему доступ? Или, может, знаешь кого-нибудь, кто знает? Не занималась ли ты чем-нибудь подобным, скажем, в том своем исследовательском центре в Пасадине? Потому что та женщина в Дублине определенно сказала, что я могу найти ее через домашнюю страницу «Дорогого дневника».

Роксана не спрашивала, каким образом Лейла отклонилась от маршрута, не расспрашивала о тех людях в Дублине; не спрашивала, зачем им хотелось, чтобы Лейла расспросила того парня в Портленде. Она задала всего один вопрос:

– То есть это все твоя вина?

Лейла сидела, словно получив кулаком под дых.

– Это ведь, по твоим словам, имел в виду Нед? Что те нехорошие заговорщики поступили так с папой из-за того, что это ты начала совать свой нос куда не следует, что-то там вынюхивать в своей манере?

– Вынюхивать в своей манере? Какого черта, Роксана? Не начинай сейчас раздирать меня на части. Зачем ты так?

Врезать сестре по сопатке Лейлу по жизни подмывало множество раз. Фактически это произошло только единожды, на ее одиннадцатилетии, когда Роксана умыкнула всю любовь, жалость и восторг компании – в очередной раз и намеренно. Тогда Лейла поняла, что лупцевать безруких – отнюдь не лучшая форма демонстрации чувств.

– Если папа от этого пострадает, – восстановив дыхание, начала Лейла.

– Если?

– Если он пострадает еще сильней, я этого себе никогда не прощу, поняла? Я себя просто возненавижу. Буду ненавидеть каждый день. Обещаю. Но, Рокс, пожалуйста. Пока просто помоги мне отыскать этих людей.

Лицо Роксаны было жестким, но что-то в ее глазах смягчилось, и она повернулась на своем сетчатом стуле. Под столом у нее были мышь и джойстик; она принялась проворно с ними работать большими пальцами ног.

– «Дорогой дневник», говоришь? – спросила она.