– Одеяло на! – старое, но чистое, пахнущее чем-то резким, химическим, оно прилетело, выдернутое из темноты. – Ку-у-у-тайся. Топить нечем. Вечером по-о-о-йдем.

– Куда?

Маша хлопнула густыми ресницами. Наклонила голову к плечу, прямо-таки потешаясь над дурочкой, что ничего не понимала.

– За д-р-р-р-овами.

– Точно! – Даша улыбнулась. Зуб на зуб уже не попадал, выбивал заковыристый ритм. Одеяло оказалось колючим и пока не грело.

– К-р-р-р-асиво. – Маша показала на грудь Дарьи. Красиво?

Подвеска, поблескивая серебром, выбралась из прорехи порвавшегося свитерка. Бирюза, даже в полутьме такая… красивая, качнулась. Даша всхлипнула, зажала рот ладонью. Глупость какая-то. Все вокруг глупость. Безумный бред, как приснившийся ночью, только ставший настоящим и ощутимым.

И Морхольд умер. Глупо, ненужно и не вовремя. Ушел сам, оставил ее одну.

Санитарка Маша погладила ее по щеке. Даша не вздрогнула, запрещая себе бояться и стараясь привыкнуть. До места она вряд ли доберется, при любых раскладах.

Маша нахмурилась, свела тонкие брови и потянулась к поясу. Оттолкнула Дашу назад в угол, разворачиваясь и прикрывая ее собой. Большая стальная дверь, загрохотала, окуталась поднявшейся пылью и влетела внутрь. Грохнуло, теперь сильнее, заплясала красная точка, дико скачущая за Машей. Чуть позже добавилась вторая, стараясь успеть за первой. Даша отползла к продавленному дивану, вжалась в прелую спинку с отходящей кусками, пахнущими плесенью.

По стенам застучало попаданиями. Со звоном и треском разлеталась свеченосная посуда. Куклу посекло пополам. В сухую голову, сухо хрустнув, попали несколько пуль. Голова только качнулась, не собираясь разлетаться осколками. Маша, пригибаясь, ломано и странно, двигалась к двум фигурам, возникшим в проеме. Запиналась, совершенно не как в бою с «серыми», шла, как будто борясь с чем-то. Но шла.

В нее попали, на излете, поймав в прыжке, должном закончиться рядом со стрелками. Сталь ее странноватого длинного ножа заблестела, начав петь звонко и убийственно. Пули попали в грудь, разрывая плоть, сбив с ритма, отбрасывая назад. Первый в черном, высоченный, просто огромный, двигался чуть ли не так же быстро, как самая страшная легенда в Дашиной жизни. Да и легенды не должны погибать от пуль.

Машу убивали из двух стволов, не давая ей встать. Били в упор, тратя патроны, ничуть не жалея. Один сменил магазин, второй прикрыл выстрелами. Дашины зубы стучали не просто дробь – они выбивали бешеную пляску, выколачивали удары там-тамов. Тело в фартуке и маске на лице, тряслось от попаданий. Даша старалась не смотреть. Остро воняло порохом и кровью.

Перед ней остановились сапоги, и лишь тогда она поняла, что все. Раздавались только глухие сильные удары – по твердому били чем-то еще более твердым.

– Ну, вот я тебя и нашел, – человек в глухом камуфлированном комбинезоне, шлеме в чехле и черной маске на лице улыбался. Голос его выдавал с головой. – Эй, Шатун, хватит. Ты посмотри на нашу красавицу.

– Че на нее смотреть-то? – Даша вздрогнула, узнавая и имя, и голос. Противно захрустело. – Черт, размолотил ведьме всю башку, скальп хрен срежешь.

– А ты б не увлекался, – человек присел рядом с ней. Уставился блестящими глазами. На груди, прикрепленная карабином к разгрузочному жилету, хрипнула женским голосом, рация, твердя что-то про серое. Или серого. – Майор нас потеряла, Шатун.

– Зловредная баба. Что ты ей скажешь? – Шатун не подходил, сторожил вход. Хрустеть прекратило. – Она как репей, прицепится, и хрен отстанет.

– Насрать. Я ее нашел, – он снова уставился на Дашу. – Меня зовут Илья. А ты, как я понимаю, Даша Дармова?

– Да, – голос, выходя из пересохшего горла, неприятно подрагивал. – А ты кто такой и откуда меня знаешь? И зачем и как нашел?

– О, какая любопытная. – Илья усмехнулся. – Пить хочешь?

Шатун не дал ей ответить, недовольно пробасив от двери:

– Чего ты с ней цацкаешься? Накинь браслеты, чтоб не удрала, и пошли наверх. Надо было штурмовиков с собой брать, а я тебя послушал. Думаешь, выгорит у нас? Мастер не разозлится?

– Нет. Ну, обскакали мы с тобой его протеже, и что? Я свяжусь с ним, когда выйдем наверх. Только учти, потом меня, скорее всего, придется привязывать к квадрику – сил хватит на несколько секунд контакта. Все потратил и на нашу подопечную, которую еле нашел, и на эту бешеную тварь, еле сдержал. Порвала бы нас бабенция, а?

Шатун помолчал. Заговорил, и Даша, на удивление, уловила в его голосе отголоски страха, такого же, как и у нее недавно:

– Да. Видел тех, нашинкованных, в коридоре? Это же она. И сейчас, не зацепи в первый раз, добралась бы. Половину магазина выпустил просто так.

– Ну, считай, что ты мой должник. Ладно. – Илья снова повернулся к Даше. – А нашел я тебя…

Он не договорил. Да и это стало совершенно ненужно: дар вернулся. Нахлынул сразу, расцвечивая для Даши мир яркой, наполненной всеми оттенками, палитрой. И она уже знала то, о чем этот надутый Илья, которого и звали Серым, и который считал себя ровней ей или непонятному Мастеру, даже не догадывался. Но зато Даша увидела все нужное ей, ощутила след Мастера в голове Ильи, такой же, как у нее перед поиском Морхольда, того человека, что хотел узнать про нее все. И узнал бы, наверное, если бы не «но».

«Но» уверенно и неотвратимо рассекло Шатуну лицо, врубилось широким лезвием мачете в череп, со скрипом застряло. Илья начал поворачиваться, поднимаясь – и упал, захрипел, задергал ногами. Из горла, рассеченного «выкидухой», хлестала кровь. Нож, такой смешной по сравнению с торчащим из головы Шатуна клинком, был заточен на славу. Даша не останавливалась, била и била, кромсала человека, посмевшего влезть в ее голову, посмевшего следить за ней вместо того, чтобы помочь такой же, как и он сам, выходке природы.

– На! На! На! – нож входил как в масло, и спотыкался о твердое, и застревал в пористом. Даша била, наплевав на кровь. – Сволочь! Тварь! Скотина!

Она столько лет была одна.

Не слыша никого. Не понимая происходящего. Не умея разобраться в самой себе.

А он? Что сделал этот кусок мяса, уже умерший, но от того не менее ненавистный?

Просто хотел отвезти ее кому-то, такому же, как Даша и он сам, сраный Илья Серый. Мастеру.

Как отвозят на базар порося. Или мешок с картошкой. Желая получить за них что-то ценное.

Даша уронила нож, вытерев лицо. Толку не вышло, тыльная сторона ладони, как и рукав, оказались полностью в крови. Села, обхватив колени руками, и смотрела перед собой.

– Все, успокоилась? – Морхольд, устало опустившись прямо на грудь Шатуна, вытянул ноги. Достал трубку, набив ее остатками табака из кисета. Потряс его над ладонью, вздохнул. – Выпустила пар?

Даша молчала, зыркая на него из-под бровей.