К тому же в сочетании с массовым дезертирством, о чем говорит еще один неприглядный показатель: только за период с 22 июня по 10 октября 1941 г. органами НКВД, в т. ч. и особыми отделами, были задержаны 657 364 бежавших с фронта военнослужащих, (в т. ч. 103 876 чел. были задержаны за период с 22.06 по 20.07.1941), т. е. в бега подались 22,5% первоначальной численности собственно группировки РККА!

Если говорить всю правду, то эти цифры означают следующее Исходя, к примеру, из норматива оперативной плотности в обороне, скажем, наших стрелковых дивизий образца 1941 г. в размере среднего минимума — 1 солдат на 1 м линии обороны — цифра в 657364 человека подавшихся в бега означает открытие фронта протяженностью в 657 слишком километров. Для сведения, это фактически пятая часть всей линии вторжения Агрессора (657:3375 х 100%= 19,46%).

Это немыслимо фантастическая брешь в обороне, через которую в полном составе могли бы пройти все три группировки вторжения вермахта и еще 207 км осталось бы. Ведь у них высший предел протяженности линии фронта в прорыве составлял 150 км. Значит, если локоть в локоть, то трем группировкам потребовалось бы всего 450 км. А тут 657км.

Конечно, за весь начальный период войны таких гигантских брешей не было — самая большая, в 400км, образовалась после того, как рухнул Западный фронт!

Немыслимо жуткая беда заключалась прежде всего в том, что эти проклятые 657км многократно образовывались суммарно на всей линии советско-германского фронта, всякий раз не только приводя к трагическим последствиям, но и до крайности усугубляя положение на фронте в целом.

Вот истинная причина сурового приказа Сталина — как наркома обороны и Верховного Главнокомандующего — №270 от 16 августа 1941 г. «0 расстреле дезертиров, паникеров и предателей…»

Если теперь сложить все приведенные выше цифры, то получится, что не только собственно группировка РККА на Западе, но и вообще вся без остатка группировка Вооруженных сил СССР на Западе (т. е. включая даже численность ВМФ и войск НКВД, в т. ч. пограничных) — исчезла Потому как 2 335 000 + 556 000 + 657 364 составит 3 548 364 чел., а она всего-то составляла 3 289 851 чел.

Вполне естественен вопрос, а кто же в таком случае оказывал отчаянно яростное сопротивление гитлерюгам?

Конечно, не в «технологии» подсчетов этих жутких потерь все дело, хотя и это важно, а в принципе: что же тогда произошло на самом деле? И почему?

Как ни парадоксально, ответ на этот вопрос еще 30 марта 1941 г. дал Гитлер. Располагая в тот день данными своей разведки, фюрер заявил своим генералам: «Вопрос о русском отходе: маловероятен, т. к. русские связаны с Прибалтикой и Украиной. Если русский задумает отступать, он должен сделать это весьма заблаговременно, иначе не сможет отойти, сохраняя боевые порядки»[312].

В переводе на интересующие нас термины это означает, что уже к 30 марта 1941 г. германская разведка зафиксировала ставку высшего советского командования именно на принцип «жесткой обороны»! И произошло это именно за те самые два с небольшим месяца, в течение которых Генштабом уже «рулил» генерал армии Жуков Г. К.

Потому что вплоть до подписания Гитлером Директивы № 21 — плана «Барбаросса», а состоялось это только 18 декабря 1940 г., высокие штабные умы вермахта, как увидим из дальнейшего анализа, все еще допускали возможность организованного отхода советских войск и нанесения контрударов по растянувшимся в ходе наступления немецким группировкам. И допускалось это даже вариантом начальника группы штаба ОКВ подполковника Б. Лоссберга от 15 сентября 1940 г. А ведь именно он-то и лег в основу окончательного варианта плана «Барбаросса». И вот что до чрезвычайности показательно в этой связи.

Заочно происходившая тогда невидимая дуэль лучших штабных умов фактически выявила четкий паритет стратегического мышления обеих сторон, основанного на хорошо известном в мире науки принципе функционально-целевой необходимости.

Наши, например, точно предугадав замысел основного на тот момент варианта нападения вермахта, предусматривавшего захват советских войск в гигантские клещи, предложили вполне адекватные меры, основанные на принципе «активной обороны» с последующим, т. е. после сдерживания и отражения первого удара, переходом в решительное контрнаступление. Гитлерюги же, в свою очередь, даже предлагая уже новый вариант аж с тремя группировками (это и есть суть варианта Лоссберга), все-таки еще всерьез допускали применение советской стороной принципа «активной обороны», что на тот момент также соответствовало действительности.

Но если едва ли не в прямом смысле до умопомрачения опасавшийся применения советскими войсками принципа «активной обороны» (с организованным отходом войск) Гитлер заставил-таки своих генералов найти относительно эффективный способ воспрепятствования этому, то у нас произошло не просто все наоборот У нас всего за два первых месяца пребывания Жукова во главе Генштаба уже произошла подмена основополагающего принципа обороны!

И ведь произошла именно в тех практических формах, которые позволили германской разведке прийти к обоснованному выводу об отказе советского командования от принципа «активной обороны» (именно он-то и предусматривает, подчеркиваю это вновь, организованный отход с сохранением боевых порядков), коим и снабдила Гитлера.

Не менее парадоксально и то, что когда уже точно стало известно о трех группировках вермахта и о трех же направлениях его главного удара, а произошло это, напомню, в марте 1941 г. (20 марта — самая поздняя точка отсчета в этом точном знании), то ни руководство НКО (Тимошенко), ни руководство ГШ (Жуков), что называется, и бровью не повели, хотя ситуация коренным образом изменилась. Они по-прежнему выхолащивали принцип «активной обороны», упрямо подменяя его принципом «жесткой обороны»!

На самом-то деле изменение ситуации они явно поняли и не менее явно сделали какие-то выводы. Об этом, в частности, свидетельствует то обстоятельство, что у них не хватило духу подписать и доложить Сталину т. н. план от 11марта 1941 г., который был из той же серии гениальных, что и от 15 мая 1941 г. и тоже с «южным акцентом»! Но то были выводы для себя, а что для дела, для реальной обороны государства, страны, Родины?

Воистину парадокс. Опираясь на выводы своих разведслужб, Гитлер уже 30 марта констатирует, что организованный отход советских войск маловероятен, и даже приводит веское тому доказательство — к этому действительно надо заблаговременно готовиться, т. е., проще говоря, констатирует, что высшим советским командованием избрана ставка на «жесткую оборону» прямо на линии границы.

А наши, едва ли не в подтверждение такого вывода Адольфа, с еще большим рвением и отчаяннейшим упорством продолжают протаскивать этот самый принцип «жесткой обороны», тем более на линии госграницы и, что хуже всего, на самом опасном направлении — белорусском (особенно Минском).