Оказалось, что, готовясь к отчаянному и последнему броску на Москву, Гитлер и Геринг отдали приказ о дооборудовании авиации люфтваффе специальными распылителями — речь шла о применении химического оружия против оборонявших Москву советских войск!

Вот Сталин и обсуждал с Головановым — командиром дивизии авиации дальнего действия, которая уже в августе 1941 г. бомбила Берлин, — что и как можно сделать, и как использовать советское химическое оружие!

А параллельно с санкции Сталина, советская внешнеполитическая разведка (Лубянка) через своего агента — посла царской Болгарии в Москве Стаменова в срочном порядке, окружным путем (через Софию) довели до сведения фюрера реакцию Кремля (Сталина): если хоть одна капля германского химического оружия упадет на советские войска, то в ответ советская авиация зальет поганый рейх своим химическим и бактериологическим оружием![304]

Не понаслышке знавшие о гигантских запасах советских химического и бактериологического оружия — сами же налаживали его производство в СССР еще в 20-х — начале 30-х гг. — герры генералы в панике отговорили Гитлера от безумной затеи. Непонятно только, зачем теперь это скрывается? Ведь ради того, чтобы удержать Германию от нападения на СССР, Кремль пускал в ход подобные угрозы еще до войны[305].

Зачем теперь скрывать, когда даже о Стаменове как об агенте разведки рассказали едва ли не все, даже номер его архивного дела в СВР и то опубликовали — арх. д. Рд 34467[306].

Непонятно и то, почему об этом промолчал и выдающийся ас разведки, ныне, к сожалению, покойный П. А. Судоплатов — ведь еще во времена СССР, в середине 80-х годов прошлого столетия, об этом говорилось в специальном фильме о советских химических войсках, который был показан по телевидению. Судоплатов же ограничился только опровержением подлой версии Хрущева о том, что-де при помощи Стаменова Сталин и Берия якобы пытались вступить в сговор с Гитлером и устроить Брестский мир-2[307].

Надо было говорить все до конца, потому что надо откровенно показывать, как на самом деле защищал Москву и Россию злостно оболганный Иосиф Виссарионович Сталин! Защищал упорно, жестко, мужественно, но в высшей степени умело, с применением всех доступных ему военных, политических и разведывательных средств! Защищал, что называется, не щадя живота своего, как говаривали во времена Петра I!

Так что, возвращаясь к принципу (упорной) «жесткой обороны», следует еще раз отметить, что он не только и не просто уместен — у него действительно свои, исключительные права на существование и применение. Причем, и это надо особо подчеркнуть, уместность его использования, если это и впрямь оправдано высшими соображениями защиты Родины, без какого-либо участия и тем более давления сверху, ясно, четко и, несмотря на всю смертельность, достаточно спокойно осознается простыми солдатами и офицерами.

Пример славного сына казахского народа Баурджана Момыш-улы или знаменитый призыв политрука Клочкова: «Отступать некуда! Позади Москва!» — и сотни тысяч иных, к сожалению, не столь широко известных — ярчайшие тому доказательства!

В этом, собственно говоря, а есть суть беспрецедентно массового героизма простых солдат и офицеров в Великой Отечественной войне.

Если повнимательней приглядеться к вгоняющим в оторопь цифрам, характеризующим ту трагедию с сугубо человеческой стороны, а заодно и проанализировать их, то в конечном итоге любой безальтернативно упрется именно в ту самую нереальность планов обороны всех уровней, о чем открыто говорили Рокоссовский, Сандалов и многие другие, и, как увидим из дальнейшего содержания, даже сам нарком обороны маршал Тимошенко, правда, уже после войны…

Посудите сами. За первые шесть с небольшим месяцев войны количество попавших в плен или хотя бы оставшихся за линией фронта, а также «пропавших без вести» составило, по новейшим данным, 2 335 000 человек»[308].

Для сведения: численность собственно группировки РККА на Западе на утро 22 июня составляла 2 920 365 человек[309].

Попали в плен («без вести пропали» и оказались за линией фронта) фактически 80% первоначальной численности собственно группировки РККА на Западе.

Между тем за тот же период погибли, — включая и умерших от ран в госпиталях — 556 000 чел.[310], то есть на одного погибшего — четыре попавших в плен (вместе с «без вести пропавшими» и оставшимися за линией фронта).

Если сравнивать эту же ситуацию с данными, например, 1943 г., когда соотношение погибших и попавших в плен составляло 5:1, то поневоле может сложиться впечатление, что в 1941 г. была не столько война, сколько массовая капитуляция наших войск»[311].