— Дана? — больше для порядка спрашиваю я, открывая контакты в телефоне, но она просто смотрит на меня с каким-то загадочным выражением и даже немного улыбается.

— Постарайтесь хотя бы первое время посещать нутрициолога вместе. Я порекомендую вас как моих клиентов, считайте карт-бланш на запись без очереди у вас есть, — Эд тут же одаривает меня лучезарной улыбкой, не понимая, что стараюсь я совсем не для него. — Семейное консультирование имеет смысл если всё, что происходит в вашей жизни, мы обсуждаем сообща. И через все важные этапы вы проходите вместе.

Я ни капельки не вру, но причина, почему я настаиваю на парном посещении, еще и в другом. Зная, как работает мой знакомый нутрициолог, уверена, что коррекцию пищевого поведения он предложит прежде всего Эду — его агрессивный ЗОЖ выдаёт признаки запущенного расстройства. И пусть это будет сделано при Дане. Просто такая маленькая непрофессиональная месть… во благо.

Я на это, по крайней мере, надеюсь.

Перед тем как уйти, Эд сердечно благодарит меня за помощь, от чего я не испытываю ни малейших угрызений совести. Все мои мысли занимает Дана. Пользуясь случаем, она просит отойти в уборную и подозрительно долго оттуда не показывается.

Когда человек, которого гнобят за малейшую неидеальность, исчезает так надолго в подобных местах, хочешь-не хочешь, это вызывает подозрения. Начиная от булимии — кто его знает, может, даже после обычного кофе она решила сунуть пальцы в рот и «освободиться» от пищи, которая при таком отношений вряд ли ассоциируется у неё с чем-то хорошим. Или же принимает таблетки — от мочегонных до какой-то совсем уж дичи с личинками ленточных червей. В Тае такие как раз свободно продают и они пользуются неизменной популярностью среди худеющих.

Дана возвращается через пять минут с чуть покрасневшими глазами. Кто знает, что она там делала… Её тошнило? Она плакала? Просто закапывала белки каплями от расширенных сосудов? Каждое мое подозрение может оправдаться — и, в то же время, ни одно из них.

Поэтому, быстро и незаметно беру ее за руку, пока Эд направляется в приёмную к Егорке записаться на следующую неделю, и до нас доносится его неожиданный возглас:

— А я вас знаю! Ну, точно, думаю — где-то видел! Егорка Шип! Тиктокер! Я на вас подписан даже!

И пока гул голосов в приёмной становится оживленнее и веселее, я делаю то, чего не должна делать как профессионал, но не могу удержаться как человек.

— Дана, возьмите, — торопливо вкладываю ей в руку частную визитку, которую оставляю только друзьям и приятелям. — Здесь мой личный номер, не только рабочий.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— З…зачем? — она испуганно шарахается от меня, как будто вместо квадратика картона я предлагаю ей пакет с запрещёнкой. Но визитку берет тут же, довольно цепко, что сострадает удивительный контраст между её испуганными глазами и той почти партизанской таинственностью, с которой она тут же суёт ее в… обувь!

Да что же за жизнь у неё такая, раз она осуществляет такие шифровки, судя по наработанности движений, не в первый раз!

— Пусть будет, — стараясь сохранять нейтральный тон, отвечаю я, чтобы не нервировать ее ещё больше. — Вдруг вам захочется позвонить, поболтать. Просто, как человек, не как клиентка. Я всегда буду рада вас выслушать.

Едва заметно, Дана кивает, и я также киваю ей в ответ. Только что мы совершили маленькое преступление — каждая своё. Я — против профессионального кодекса, встав на сторону и вступив в мини-сговор с одним из пары в семейном консультировании, а Дана — против той жизни, к которой она давно привыкла. И пусть это маленький, ничего не значащий поступок — все глобальные перемены когда-то начиналось с маленьких шагов.

Вместе мы выходим в приёмную, где Эд и Егорка делают селфи на фоне моего стеллажа с учебной и рабочей литературой, на фоне моих дипломов и именных сертификатов, и я хватаюсь за голову.

Боже мой. Они всё-таки сделают меня психологом из тиктока, который участвует в челленджах и торгует лицом в коллаборациях. Теперь все пользователи этой соцсети будут знать, что в приёмной у меня две знаменитости — звёздный тренер и звёздный тиктокер. И, соответсвенно, никакой приватности. Эд ради такого случая даже сделал своеобразный каминг-аут, засветившись в кабинете психолога. А Егорка… Ну, что я могу ему сказать, глядя в его счастливые глаза, тем более, что сам Эдуард первый попросил его о селфи.

— Евгения Васильевна… Евгеша… Я подвёл вас, да? — после того, как мы остались одни, с лицом нашкодившего котёнка, всё расспрашивает меня Егор. Я ничего не говорю, просто сижу, уставившись в одну точку. Рабочий день уже закончился, но спокойствия мне это не принесло.

— Евгешечка. Ну скажите что-нибудь, ну? Я облажался? Что мне сделать, чтобы это все исправить? Хотите, я опровержение выложу? Я что-то придумаю, хотите?

— Да какое опровержение, — только и могу ответить я в ответ на нарушение нашей единственной договорённости — не светить моим именем и клиентами в своих роликах. — Уже что сделано, то сделано, Егор. И знаешь, что…

— Что? — выражение симпатичной мордашки у него такое искренне огорченное, что на секунду мне хочется его утешительно обнять.

— А и хрен с ним…

— Что-о? — его лицо вытягивается все сильнее.

— А и хрен с ним. Надоело.

— Что — надоело?

— Все контролировать надоело. Раз так все происходит — значит, по-другому не может быть, правда? Толку тогда дёргаться. Может, я сама панику на пустом месте развожу. Может, мы, вообще, в понедельник тикток запишем. Все, хватит вечно трястись из-за всех. В понедельник выбирай челендж, заколлабимся.

— О-о! Евге-еша!! Кто-то пошёл в разнос! Давно пора! — радостно кричит Егор и, вскакивая из-за стола, подлетает ко мне с объятиями, после чего, смутившись, отступает. На что я только устало делаю знак рукой — ничего страшного, давай обнимемся. Анархия так анархия. Все равно я больше не распоряжаюсь своей жизнью, пора отбросить эту иллюзию контроля. Ощущение подхватившего бурного потока, который несёт меня в неизвестном направлении, становится как никогда реальным, и я… просто смиряюсь с этим.

В конце концов, к чему все эти волнения? Когда критическая точка переживаний пройдена, становится вдруг легко и спокойно.

Ноябрь 2001 г.